Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
У меня новая задумка на базе "Южного креста" и EJ.
Детектив. Его я тоже буду публиковать. Уже нашёл, где) И это, похоже, будет серия... Ибо...
Господи-боже! Я пишу детектив!!! *________________*


Детективное агентство "Архангел"
Том первый: "Рыжие дети".

За длинным столом, прямо меня сидел невысокий, не очень красивый мужчина под сорок и слушал кого-то по телефону. Его короткие светлые с проседью волосы были мокрыми от пота и стояли дыбом. Девать мне глаза было некуда, поэтому я смотрел на него.
читать дальше

@темы: Детективное агентство "Архангел"

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Утро в Париже
POV Михаил Шимякин
Саммери: Михаил Михайлович много раз повторял, что никогда не пил вместе с Владимиром Семёновичем. Только по очереди...

читать дальше

@темы: X

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Это лишь крошечная частичка всего того, что я хочу сказать...
Кровь на руках.

Драббл.
134 слова
POV Михаил Шемякин
Саммери: Вместе с лучшим другом умирает частичка тебя.
Саше.
Просто помни всегда,
как я тебя люблю…

Я. Стою. На коленях. На разбитом гипсе. На крови.
Я плачу, сжимая в руках стамеску. Кровь течёт по лицу.
Я не могу поверить. Поверить до сих пор. Не могу забыть и пережить. Кровью стекает по сердцу боль.
Теряя силы, я опускаюсь на пол. Мои руки в крови. К крови прилипают волосы. Длинные и чистые.
По доскам щёлкают каблуки. В мастерскую вбегает Марина. Я не хочу знать, когда она приехала, как узнала…
- Мишель! Мишенька! Что с Вами?
Сажает меня, как тряпичную куклу. Её руки и волосы, белые, жемчужные волосы, алые от крови.
- Откуда ты взялась? – произношу тихо, с присвистом. Кровь на языке.
Марина плачет.
На руках – кровь.
Володи больше нет.

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Я жил.
157 слов.
POV Пата.
Спи спокойно, Саввада Тайджи… Я буду всегда любить тебя…

Я возвращаюсь с репетиции. Я раздавлен. Я сломан и разбит. Я не знаю, как и зачем дальше жить.
Ведь сегодня не стало тебя.
Я пережил смерти многих.
Облизывая губы, стараясь не плакать, не сорваться, не выдать виновных, не прибить их своими же руками, стоял у гроба человека, которого любил.
Держал за руку, словно посажённый отец на свадьбе, женщину, хоронившую мужа. И крестника всего лишь год спустя.
И вновь, совсем недавно, вернувшись с похорон, недавно пережив, забыв, научившись заново жить, я узнаю…
Не стало тебя…
Я жил, пока жил ты. Хоть мы и были в ссоре. Я не мог простить твоих слов. Ты – моих. Ты жил иначе, в другом мире. Всегда. Бежал куда-то, рвался. С факелом в руках, будто горящим сердцем. С острым словом на языке. С любимой бас-гитарой…
Я жил, пока жил ты, не сомневаясь ни секунды, даже когда мы не говорили годами, что наши сердца бьются в унисон.
Одно из их сегодня остановилось…
Вопрос только, чьё…

@темы: X

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Лодка задылась носом в песок так глубоко, что блестящая белоснежная струйка сочилась через расселину между досками, щекатала и облизывала мою ногу.
Сев и осмотревшись, я понял, что уже далеко не на остраве. Во всяком случае, растения мало напоминали те, что можно встретить на стравах. Конечно, над морем - гладким, лазурно-голубым, прозрачным, словно небо - навесали кокосовые пальмы, но уже в паре десятков метров вглубь страстно разростались кусты, которые прежде я видел только на Кубе - остаре, достаточно большом, чтобы поддерживать особую экосистему.
Поднявшись на ноги, я испытал страшную слабость и голод. Первой в голову пришла мысль о том, чтобы наловить рыбы, которую, как мне было известно, в этой части океана вполне можно было есть сырой. Ни один мускул организма, решившего вчера умереть и быть похороненным в песке и соли, не взбунтовался против идеи о борьбе за жизнь. В вырытую ценой израненой кожи яму в песке хлынула вода, а вместе с ней - две небольшие рыбы дикого синего цвета. Однако далее произошло нечто необъяснимое...
Спустя многие и многие годы, человек по имени Адольф объяснил мне, что это могло быть связано со стрессом или обезвоживанием... Но тогда я испытал немалое потрясение, когда в ответ на прикосновение к губам подсолёного морской водой рыбьего мяса, я испытал не алчный голод, а судорожный приступ тошноты и отвращения. откинув в сторону свой завтрак, я бросился на песок. Моё тело пронизывала слабость и боль. Изнутри всё дёргалось и дрожало от отвращения. С уголка губ - я чувствовал, как прилипает к ним песок - сочилась слюна.
Я не знаю. сколько я провёл так, чувствуя холод и боль внутри и жар солнца и песка снаружи. Ни о чём не думая и вместе с тем, мысленно обращаясь к Богу за советом, что делать и как жить дальше... Я не вспоминал об отчаянии предательства и сердечной боли. Я знал, что должен выжить, ещё не зная, зачем и почему...

---1999---
Большой нож. Широкое никилированное лезвие с небольшими дырочками, предназначенное для нарезания мяса и рубки костей, мягкими, нежными движениями режет свежие, нежно-зелёные листья крапивы. Медленно поднимаясь над гранитной разделочной доской, оно резко, но мягко опускается, погружаясь в тело растенец, разрывая их нежные волокна. Из разбитых клеток, будто из ран сочится зелёная кровь.
Я сижу на табуретке на нашей кухне и наблюдаю, как Эдмунд готовит ужин. впрочем, я не уверен, что это именно он. Но, судя по тему, что мы собирались лечь спать через пару часов после того, как употребим его в пищу, это всё-таки ужин.
Резотто с крапивой - сложное и долгое в приготовлении блюдо. но нам некуда торопиться. И нож, заточенный на алмазном точиле, снова и снова впивается в листья крапивы, но растёт специально для таких случаев у нас на подоконнике.
Я смотрю, как двигается нож, и вспоминаю выражения лиц полицейских, что приходят к нам несколько недель тому назад, увидев что-то зелёное в окно. Они входят сапогами в кухню. Недоумённо смотрят на треугольные аккуратные листики нежно-зелёного цвета. Недоумённо срывают один, проверяя, наверно, не обман ли это зрения и не склеили ли мы пальчатые вееры конапли каким-то клеем. Нюхают поочерёдно пальцы сорвавшего. смотрят на нас в недоумении. Эдмунд хранит молчание. Я стою у холодильника, стараясмь не заржать. они уходят, желая удачи...
Нож ложится на дно латунной раковины. Нежно-зелёные листья в большом зеребряной сотейнике погружаются в кипяток. Я считаю: Раз, два, три, четыре, пять...
Опускаются, уже оплывшие и не такие нежные, в кастрюльку с остывающим рисом...
- Свари себе, если хочешь, криветки, - говорю тихо. И, зная, что не вынесу их запаха, добавляю: - Я пока погуляю с Луной...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Пучки света автомобильных фар похожи на пучки вибриссов каких-то странных слепых грызунов, со страшной скоростью носящихся по ночных дорогам. Сидя во чреве одного из них - огромного чёрного джипа - мы смотрим на дорогу. На моих коленях лежит тощая спортивная сумка. Между нами, на полокотнике - конверт с ключами от нового дома. На заднем сидении стоит полностью собранный серый с большой чёрной буквой I на боку системный блок. Мы едем домой.
Меня зовут Джонатан О'Эри. Моё родовое имя - Эннари. Эннари, значит, "чайка".
Полтора года назад, 2 мая 1997 года мне исполнилось ровно тысяча лет.
Я - фэйри. Мой спутник - известный в бывшем СССР музыкант, фамилию которого я по понятным причинам не назову - полуэльф. И моё бессмертие - его проклятие...
Но сегодня мы едем домой. Завтра я пройду пешком несколько кварталов старой Риги и заберу одного из маленьких щенков йоркширского терьера. И сяду, поглаживая длинным пальцем его носик, писать историю о море, вере и любви...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
"Эннари: "Выходя на сцену, я думаю о своей собаке"
Интервью назначено на 16:00. Приходим заранее, раскладываемся. Без петнадцати у меня звонит телефон. Эннари запыхавшимся голосом сообщает, что уже бежит и просит заказать ему большой американо и плитку шоколада с грушей. Делаем заказ. Ждём. Эннари вбегает в кафе в 16:03. Оставив за нашем столиком белоснежный кожаный плащ, сразу уходит в туалет. Тем временем приносят кофе.
В 16:05 Эннари, умывшийся, припудренный и причёсанный сидит перед нами и смущённо улыбается. У него большой рот, ровные мелкие зубы и необычные глаза цвета лунного гравия. Он одет в чёрную рубашку, кошаную жилетку и кожаные белые брюки, местами забрызганные грязью. На ногах - чёрные туфли. Вся одежда явно сшита на заказ: Эннари оказывается очень высоким и худым человеком. Меня всегда пугали чересчур высокие люди. Наверно, этим и обоснован верный вопрос, который я задаю, уже включив диктофон.
- Простите, Эннари, а какого Вы роста?
- 198 сантиметров. Вес 78 килограмм, 42й размер ноги.
Обстановка кажется разряженной, тихо смеёмся. Нам приносят кофе. Эннари нетерпеливо вскрывает упаковку шоколада.
- Извините, что опаздал, такси попало в пробку, я бежал несколько кварталов.
У него странные волосы. Начиная с того, что они пышные и прямые, остриженные немного неровно, и заканчивая цветом. Заметив, что это интересно, он позирует на камеры, демонстрируя длинную косу толщиной в два-три пальца, цвета в которой меняются расплывчато от тёмно-красного до неестественно-розового...
- На данный момент длина косички - 80 сантиметров: наш друг Эдик (Эдуард Разумов, стилист - прим.ред.) уговорил укоротить её немного перед моим Днём Рождения. Примерно на 15 сантиметров.
- Эннари, сейчас Вы являетесь одной из ключевых фигур этнического рок-теактра "Иштар". Расскажите, пожалуйста, как Вы попали туда?
- На самом деле, я панически боюсь сцены (смеётся). Однажды мой брат (Эдгар Эри, обозреватель "Time Out" - прим.ред.) привёл меня в московский ТЮЗ ночью. Он вывел меня на абсолютно тёмную сцену, дал в руки гитару и попросил спеть. Я сел на пол, стал играть. Поскольку я не видел зрительного зала, я не испугался и начал петь... Дело было в 1988 году. Откуда мне было знать, что в зале сидят Слава Бутусов, Витя Цой, целительница Джуна и сын полка всея отечественный рок Женя Белоусов?... Я спел примерно три четверти романса, сейчас уже не помню, какого, когда на Витю напал приступ кашля... Господи, что я тогда пережил! Эд включил свет, я понял, что нахожусь на середине сцены... и потерял сознание. Когда очнулся, все вышеупомянутые знаменитости стояли вокруг меня и уговаривали податься в артисты. Естественно я наотрез отказался и уехал в миссию Гринпис в Швеции. Когда вернулся, на дворе стояло лето 1991 года. Тогда я и попал на концерт группы "Иштар". А через 5 месяцев стал выступать вместе с ними.
- А что олицетворяет Ваш образ на сцене?
- Ничего. Сначала я выходил в тёмный зал в джинсах и белой рубашке, а Эдмунд (лидер группы и художественный руководители этно-рок театра "Иштар") стоял на сцене и время от времени шикал на публику. Потом мне предложили показать меня людям, я вышел в лучь света с завязанными чёрной кожей глазами. Из этой детали и вырос костюм белого ацтекского шамана-птицы.
- А какие отношения Вас связывают с Эдмундом?
- Он запретил говорить об этом. Он мой продюссер и большой друг. Всё остальное домысливайте сами.
Эннари допивает американо, подзывает официанта. Заказывает вегетерианский салат, пасту с томатами, чиз-кейк "Нью-Йорк" и большой латте. Заказ диктует мой следующий вопрос, непредусмотренный сценарием:
- Вы вегетерианец?
- Да. Я ем только растения, грибы, сыр... Употребление молочного белка необходимол при такой строгой диете. К тому же, при моём расходе энергии есть приходится много
- И, всё-таки, вернёмся в основное русло беседы. Итак, Вы выступаете уже 8 лет. Это много или мало?
- Не так мало, как может показаться. Мне 36. Это много. 8 лет назад было 29. В этом возрасте чаще заканчивают, чем начинают. Но за эти 8 лет я многого добился, многое постиг. Мы сделали очень многое...
- Например, создали продюссерский ценрт "Эннари"?
- Например. Но я бы не назвал его продюссерским центром. Это, скорее, центр помощи талантливым людям. К нам приходит не только музыканты, многие из которых впоследствие выступают вместе с "Иштар", но и поэты, художники, компьютерщики... У нас открыта школа продюссерского искусства, работает огромная фотостудия, есть, как несложно догадаться, эксперементальный театр. В отборе и подготовке художников нам помогают лучшие мультиплекаторы и художники России, Прибалтики и СНГ. Мы рады всем, между прочем.
- По слухам Вы собираетесь взять отпуск. С чем это связано?
Приносят пасту. На некоторое время воцаряется тишина. Затем, утолив голод и неспешно преступив к салату, Эннари поясняет:
- Да, это действительно так. Ближайшие 4 месяца я собираюсь провести в своей квартире в Риге и посвятить их написанию книги. А так же, заботе о щенке йоркширского терьера.
- А почему имено эта порода?
- Я хочу иметь возможность брать собаку всегда с собой. В сущности, причёска, которую я ношу - бесконечная дань памяти моей охотничей собаки, которая защитила однажды нас с братом от волка. Увы, ценой собственной жизни.
В повисшей паузе я вижу, как лунные глаза Эннари темнеют от грустных воспоминаний. Уже решаю сменить тему, когда он вдруг произносит:
- Я всегда думаю о своей собаке, выходя на сцену. И очень хочу, чтобы у меня был бы такой же верный друг.
Увы, поджимает время и заканчиваются вопросы. Пора переходить к блиц-опросу и фотографироваться... А ещё столько осталось неспрошенного, неузнанного. Мне кажется, загадку Эннари можно разгадывать вечно. И я в тайне завидую людям, которые работают вместе с ним.
- Ответьте, пожалкйста, одним словом. Если отдых, то...
- Скалолазание.
- Если город, то...
- Лиссабон.
- Если алкоголь, то...
- Чешское пиво.
- Если пить, то...
- Кофе.
- Если книга, то...
- "Остров сокровищ".
- Если любить, то...
- Вечно.
- Пожелайте что-нибудь нашим читателям?
- Я желаю всем чувств и взаимности, верности, веры и любви.
Заканчиваем интервью, болтая о породах собак, потягивая латте из прозрачных чашек, похожих по объёму на супницы. Эннари рассказывает, как выбирал заводчика, и что назавтра отправляется за щенком. Что назовёт его Луна...
Расстаёмся в начале десятого вечера. И, когда его белоснежный кожаный плащ скрывается хвостом в такси, у меня остаётся ощущение, что без ответа остался главный вопрос: Кто же такой, Эннари?...
Дина Фарелла.
Специально для "Time Out. Санкт-Петербург".


@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Почта приходит редко. Когда мы здесь, Эдмунд платит, чтобы почтальон доносил газеты, журналы и корреспанденцию до двери. Но это происходит так редко, что я удивляюсь, когда на клавиатуру ложится отлично запечатанный конверт с санкт-петербургским штемпелем. Адрес написан по-английски. Таким узким, убористым почерком, который может принадлежать только принцу. Или врачу. Я замечаю, что мои руки нервно дрожат, а ноздри раздуваются, неосознанно ловя частицы его запаха.
Эдмунд, вскрыв конверт с каталогами мебели, передаёт мне стилет, и я, дрожащими руками медленно и осторожно открываю письмо.
Мне на колени падает сразу тонкая длинная цепочка, как видно, серебряная. Осторожно вынимаю открытку. На открытке - корабль. В открытке - письмо. Написано по-английски. Мелким убористым почерком.
"Привет, J!
Решил написать тебе, пока знаю, куда и, собственно, откуда. Надеюсь, у тебя всё хорошо? Напиши мне, как вы там? Не ссоритесь? А то я мигом примчусь, всем вам там шеи намылю! Шучу. Не про "приеду", про шеи... На самом деле, я очень сильно по тебе соскучился. Так давно не видились... Впрочем, с другой стороны, пожалуй, в этом нет необходимости. Я никогда не хотел причинять тебе боли. Ни появляясь в твой жизни, ни исчезая из неё.
Я помню про уговор, но всё равно не сдержался. Увидив эту открытку, я сразу подумал о тебе... Море всегда будет ассоциироваться только с тобой. Оно безраздельно принадлежит только тебе... Хотя, я знаю, ты не очень-то его любишь... Сейчас я стал коллекционировать корабли в бутылках, кстати говоря, и с твоей стороны было бы очень мило подарить мне один!
Наверно, тебе интересно, что происходит сейчас в моей жизни? Практически ничего... Я работаю менеджером по закупкам в крупной фармакологической фирме, встречаюсь с мальчиком оттуда же... Ведь ты не против? Ты не можешь быть против... Мы скованы клятвой, но при этом мы всё ещё живы. Живы наши чувства и наши надежды... А я хотел бы хоть одну смертную жизнь провести рядом с человеком, которого бы любил...
Нет, я не разлюбил тебя, мой J! Но ты нашёл свою звезду, и я не мог оставаться один... Я люблю его и хочу быть вместе с ним... И, помня слова принесённой нами клятвы, едва наши звёзды погаснут, мы снова будем вместе... В следующей смертной жизни... И, может быть, навсегда...
Я видел недавно твоего брата. Странный молодой человек. Мы обменялись телефонами, но, наверно, никогда не созвонимся, даже, если он поселится в Питере.
Прости... Я не знаю, что ещё тебе написать... Разве что повторить в миллионный раз, как сильно я жалею о дне, когда мисс Лайт притащила тебя к нам? Но я жалею не о нашей встрече, а лишь о том, что много дней спустя позволил тебе поверить в мою смерть...
Наверно, полагается плакать. Но мои глаза сухи и пальцы твёрды. Я очень прошу, не надо плакать. Тебе не пойдёт это на пользу и причинит боль мне...
Прощай. Я верю, настолько, сколько ты будешь счастлив без меня...
Прощай... Твой V"

Письмо планирует на стол. Я чувствую, как глаза обжегает изнутри, а сердце сжимается до боли. От головы отливает кровь, и я перестаю чувствовать реальность. Видить мир вокруг. Я плачу. Тихо и бесшумно. Я не знаю, что задевает меня в этом письме, исполненной истинно эльфийского понимания любви.
Эдмуннд откладывает католог, подходит, присаживается на стол, берёт письмо, читает.
- Вивиан?
Пустота вселенной обрушивается на мою несчастную голову. Сердце, кажется, не бьётся, ото лба, по вискам, по горлу пробегает ледяной поток.
- Не плачь, - тихо говорит Эдмунд, сжимая мою руку. - Когда я умру...
И моё сердце пронзает огненная стрела. Я не помню, как вскакиваю, не слышу, как падает стул. Я только стискиваю его в своих объятиях, зажмурившись от бесконечной боли бессмертного противоречия в области груди. Мои пальцы, царапая ногтями его тонкую, но сильную спину, предательски дрожат, а голос... мой совершенный голос хрипит, как зажёванная магнитная кассета...
- Ты не умрёшь, - беззвучно повторяю я. - Ты не умрёшь никогда...

@темы: Южный крест, V

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Вспоминая те дни, проведённые там, в трюме, я начинаю дрожать. Я слишко поздно замечаю, что до боли сжал руки в кулаках. Стистнул, дрожа всем телом колени. Что по моим щекам текут слёзы, а по лбу струится пот. Я наблюдал, как из-под рукавов белой байковой рубахи выползают отвратительные синие пятна, преследовавшие мою белую кожу всю жизнь. Сама кожа из жемчужной становится мертвенно-белой. По ней ползают мурашки. Меня так трясёт, что я слышу, как стучат мои зубы.
Провал. Я будто со стороны наблюдаю, как падаю, попытавшись встать, не чувствуя боли. Слышу, будто через вату, как пяткой задеваю коллекцию дисков мюзиклов на нижней полке компьютерного столика. Чувствую, будто со стороны, как прижимаю, сопротивляясь самому себе руки к груди. Как перепуганно убегает Луна. Мне кажется, что эти одеревеневшие мышцы переломают мои-не мои кости. Я не чувствую боли и не вижу ничего...
- Энна!
Эдмунд произносит моё родовое имя только представляя мой номер на сцене. Когда меня, с завязанными плотной кожданой полосой глазами, выводят в гробовую тишину тёмного зала. Когда я пою, а люди плачут, не понимая даже, о чём песня...
- Энна!
Но он называет меня так и когда чувствует, что мне что-то угрожает... Как в день, когда они с Вадимом разнимали меня с бывшим работодателем. Или когда я первый и последний раз сел за руль...
"Эннари", значит "чайка", и я пою на сцене песню про чайку, что реет над Северным морем, зовёт своего возлюбленного, и плачет, не слыша ответа. О том, что её любимый - капитан великого судна погиб бесчестной смертью, и плоть его давно растащили рыба. Но чайка всегда будет помнить о нём. Она зовёт его и ищет...
Я лежу на полу, сжимая руки Эдмунда так, что на них позже проступают синяки. Он тяжело дышит, опустив голову. Когда хватка ослабевает, он падает мне на грудь. Я не в силах пошевелиться. Я не вижу ничего...
Проходит время. По паркету семенит наш маленький серебристо-рыжий клубочек. Собака, почти целиком помещающаяся у меня в ладонях, забирается мне на грудь. Мне становится холодно. И невыносимо жарко там, где обнимает меня за шею, дрожа всем телом, Эдмунд. И там, где колотится сердечко нашей маленькой Луны...
Я снова открываю глаза, и обнаруживаю себя в постели. За окном брезжит рассвет. Поднявшись на ноги, кутаясь в одеяло и шарахаясь об стены, иду на кухню. Эдмунд сидит за столом, утавившись в стену. Под левой рукой у него станак виски. Нетронут. Солнце скользит, окрашивая жидкость в цвета отсветов рассвета на осеннем пшеничном поле. Сажусь напротив. Его рука холоднее моей, и я прижимаю её к губам. Пачкаю своей кровью.
- Ты губу прокусил, - хрипло произносит Эдмунд.
И мне кажется, что я вполне готов убить любого, включая себя, за каждую пролитую им слезу...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Уважаемые "историки" и проч., пришлите мне, пожалуйста, пару-тройку изображений костюмов (желательно, крупные) Испанских мореплавателей начала XVI века...
Мимимимииии! *___*

@темы: Техническое, Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Зеркала. Мне кажется, что это одно из самых ужасных изобретений человечества. Когда человек не видел себя в зеркале, он был честнее. Верил другому, ничего не мог возразить. Причёсываясь перед зеркалом, я вспоминаю слова, которые услышал от Эдмунда однажды. Я уснул тогда на студии, а он звонил жене, чтобы объяснить, почему не придёт ночевать. Он назвал тогда мои глаза серыми, как небо над Адлером на закате двадцать пятого сентября, в день их свадьбы. Он говорил, что я красивый. И, наверно, если бы я не видил себя до того в зеркале, наверно, поверил бы ему...
В тёмных зеркалах в замке родителей смутно отражалась копна алых волос и белая кожа. Узкое, треугольное лицо, в верхних уголках которого расположились со вздёрнутыми уголками маленькие глаза. Чем чище становились зеркала, тем чётче я осознавал своё уродство. Тем грустнее мне становилось от осознания этого факта. Только мои многолетние скитания по Южной Америке помогли мне избавиться от комплексов и в полной мере осознать, до какой степени неважна внешность.
Эдмунд выходит на кухню, шлёпая босыми ногами по полу. И я чувствую восторг от того, что он всегда ходит босяком. Он только что проснулся. Я вижу то, что видит он каждый день в зеркале. Моё мнение не совпадает с мнением не только его, но и большенства фанатов "Иштар". Мне не кажется, что он обладает выдающейся красотой, но и не вижу ничего ужасного... Но я не знаю, кто больше врёт - зеркало или наше собственное мнение...
Я только знаю, что, говоря "Ты такой красивый", он имеет это в виду...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Ну... *положил на колени атлас, открыл карту звёздного неба* Ни пуха мне, ни пера...

1517 год.
Выпрямившись перед тусклым зеркалом, я испытал шок. Аккуратно остриженные по испанской моде волосы удерживала широкая цветастая косынка. Роскошный короткий камзол скрашивал непомерную ширину плечей. Плавные линии ворота смягчали острый подбородок... Обувь -тёмно-бардобые батфорты - впервые на моей памяти не жали и в точности облегали ногу. Надев шляпу - морскую треуголку с пером страуса из Нового Света, я самодовольно щёлкнул каблуками. В зеркале мелькнула тень. Оглянувшись, я увидел его - Эрнандо. Резко обернувшись, я едва сдержал счастливую улыбку: в его руках поблёскивала новая шпага.
- Ты будешь единственным иностранцем на борту моего корабля, - произнёс он тихим низким голосом, и сам укрепил шпагу у меня на поясе. - Помни об этом и не заносись.
Прикосновения его пальцев вызвали в моей душе приступ несказанного восторга. Дождавшись, пока он справится с застёжкой, я схватил его за руки и прижал их к губам. На щеках Эрнандо заигали ярые пятна. Он отвёл глаза, но руки не отнял.
Я любил эти руки. И, сказать откровенно, люблю и по сей день. Широкие, сильные пальцы со сточенными под самый корень квадратными ногтями. Он не любил, когда ему указывали на их не подобающий его титулу. Он так часто носил перчатки, что я увидел впервые его руки лишь в день, когда мы впервые стали близки. Я зеловал их, прижимал к щекам, груди, тёрся об их кончики своим ужасно длинным носом...
В тот момент мне казалось, что в мире нет ничего прекранее этого ощущения сжатых в ладонях рук любимого человека, их запаха, тепла. Но тепло внезапно покинуло меня. Эрнандо высвободил пальцы, развернулся к зеркалу, откинул от лица порядком отросшие волосы. Его лицо казалось мне излишне бледным на общем фоне загорелых испанцев. Он сильно и резко краснел, когда впадал в ярость или смущался, отчитывал рабов илиговорил о чувствах. Со мной он почти всегда был бледен как мел. Всегда точно знал, на что идёт и что делает. Впрочем, для меня это было не столь важно. Я его любил. И, наверно, если бы не один человек - эльф - любил бы до сих пор...
- Мы отправляемся через полгода, - жёстко произнёс он, поправляя шарф на шее. - Отправляйся сейчас во Францию, к брату. Я буду ждать тебя за месяц до отправления в Барселоне.
Восторженное чувство переполнило мою грудь, обжигая изнутри будто ромом. Повинуясь его порыву, я обнял Эрнандо за шею. И он накрыл мою руку своей.

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
EJ - сплошная сублимация и богомерзкий мэри-сью. Надо перерабатывать... Опять...

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
(чуть-чуть)
На этот раз меня отвлекает телефонный звонок. Я ненавижу телефоны. Эти отрывистые звуки действуют мне на нервы. Однажды на пороге нашего дома появился наш хороший знакомый из Питера, Вадим. С таинственной улыбкой Чеширского кота вручил мне тяжеленную коробку и испарился. В коробке оказался старинный бронзовый аппарат, издававший при звонке переливчатые трели. Я отключил его через два дня.
Электронный телефон с кнопками и определителем номера настаивал, повторяя механическим голосом незнакомый номер. Я чувствовал, кто звонит. Я знал.
Поднявшись со стулав, медленно пересекаю зал, выхожу в коридор, довольно длинный и совершенно тёмный. За поворотом - кухня. Оранжевые цифры пламенеют над тёмным столом, застеленным токной плеёнчатой скатертью с причудливым узором. Я вижу в нём листья и животных. Эдмунд - грибы и рыбок. Двигаясь, будто, как говорят в подобных случаях, во сне, прохожу на кухню, смотрю на неумолкающий телефон. Поднимаю свинцово-тяжёлую трубку.
- Джонатан! Позови отца!
Кирилл. Сын Эдмунда. Талантливый и милый мальчик. По началу мы даже подружились... Вместе репетироваль и пели на два голова арии из популярных мюзиклов. Я учил его играть на лютне и гитаре. Но однажды, будто кошка пробежала между Эдмундом и матерью Кирилла. Мы вернулись с гастролей, и ключ не подошёл к замку. Он набрал номер, и робот ответил, что такового не существует... Мы взял чемоданы и уехали тогда, кажется, в Москву, а оттуда отправились в Кижи... Мы верующие люди. Не смотря ни на что.
Впервые Кирилл позвонил через несколько дней после нашего позвращения. Поговорив с ним, Эдмунд очень долго сидел на балконе, курил и плакал. На утро он отменил концерт.
Кирилл звонил довольно регулярно, безошибочно угадывая наше место нахождения. По одной манере поднятия трубки, угадывая, кто у телефона. Доводя Эдмунда до слёз и приступов паники. Я никогда не слышал, о чём они говорят. А он не рассказывал...
- Он уехал.
Это правда, сейчас он едет с Луной от груммера - собачьего парикмахера. В его машине играют минусовки песен "Иштар" и ребят, которых мы продюссируем. Он тихо напевает под нос, внимательно глядя на дорогу. Наша маленькая Луна, которокостриженная, теперь куда больше похожая на терьера, чем всегда, спит, свернувшись маленьким комочком на соседнем кресле.
Я вижу под опущенными ресницами, как он посматривает на неё, останавливаясь на красный свет. Как шевелит губами, вспоминая слова. Как смотрит на дорогу, чуть улыбаясь возвращению домой.
- Врёшь, - отрезает Кирилл.
В замке поворачивается ключ. Открывается дверь, и в ноги мне бросается маленькая рыже-чёрно-серебристая юла. Заливисто лает, ставит на ноги маленькие лапки.
Эдмунд входит следом. Босяком. В куртке. На кухне вспыхивает цветок газового огня, и воздух наполняется ароматами дорогих сигарет, влажной кожи, шерсти, лёгкого мужского парфюма... И чего-то остро лимонно-мятного. Кружащего голову. Окутывающего туманом всё вокруг. Заглушающего обиды, боль, презрение, жажду мести. Меняя её на жажду единения, объятий без слов, нежности...
- Кирилл? Включи громкую связь.
Однимает за шею, практически виснит, трётся носом о шрам. Сейчас не больно. Только очень остро чувствуется каждым нервом. Подключённым сейчас отнюдь не к болевым центрам.
Тихо вздохнув от внезапного ощущения доверия, нажимаю большую жёлтую кнопку, вешаю трубку.
- Я слушаю тебя, сынок.
По-русский. Мать, крассивая русская еврейка Эмма, настаивала на образовании в Москве. На авторитете русского языка в семье. Что ж, наверно, благодаря ей и любви Эдмунда к ней его группа поёт по-русски...
- Отец. Твоим группам не нужен толковый клавишник 18ти лет от роду?
Кирилл заискивающе улыбается. Я вижу это. Слышу в нотках его голоса, понимаю...
Полог куртки Эдмунда скользит по моему плечу, и я вижу пачку ароматических палочек у него во внутреннем кармане. На картинке - лемонграсс и мята. То, что я так люблю...
- Толковый клавишник нужен "Иштар".
Холодно. Как никогда... И тут же тепло прижимается животом к моей спине, гладит ладонью шею под косичкой.
- Приезжай.

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Я люблю города, где солнце садится в море. Питер, Рим, Лиссабон... Юрмолу, куда я обязательно вытащу Эдмунда до конца нашего отпуска.
В Риге солнце садится в город. Город глотает солнце, пропуская сквозь зубы ощетиненных готических зданий последние лучи уходящего дня. Город сбегает от света, наполняясь длинными тенями, столь любимыми историей, байками и легандами подворотен. Солнце сбегает от города, оставляя на память, будто ожоги на его страшной морду, пятна света загорающихся ночных фонарей.
Весь день лил дождь, сбивая с редких деревьев красные, желтые, зелёные листья. Лил, будто оплакивал годовщину гибели юного русского эльфа, что пришлась на эти дни. В каплях дождя отражались блики неясного осеннего света. Последние капельки тепла скользили в радуге приломлённых лучей солнца, выглядывавшего из-за туч, домашних ламп и тускло мерцающих уличных фонарей.
Мы не зажигали свет весь этот день. Сидели на подоконнике несколько часов подряд, смотрели на капли дождя, хлеставшего в окно. Почти не говорили, хотя, я знаю, видели одно и то же в каждой капле, садящейся на стекло. И каждый - что-то своё.
Я выхожу из дома, повесив на руку зонт-трость. Чересчур яркий для этого мёртвого города, где нет моря. Чересчур сухой для глубоких мокрых луж. Чересчур счастливый для воспетых в стихах высотках прошлых веков.
Я иду по мокрому асфальту, отражающему сейчас, будто разбитое зеркало, весь мир. Отдельными пятнами отражённого, исковерканного, чужого мира. Провожающего меня глазами гаргулий, птиц, тянущего ко мне лапы своих улиц и проулков... Я не люблю этот город. Но только здесь мы можем быть вместе...
По тратуару шоссе за мной ползут, змеясь, щетинясь, огрызаясь, тени города и яркие огни. И мне кажется, будто от отражения моей алой гривы в застывшей в полуночном безветрии серой луже разбирается во все стороны бесконечная радуга образов, цветов, стихий... Оранжевой искрой проносится по асфальту витрина универмага. Жёлтым окрашивет встречные дома и дороги фара-глаз машины с транзитными номерами. Кто мчится в ней по этой улице в этот час? Домой ли? По делам? Мужчина? Женщина? Не знаю...
Зелёный всполох, электрическая змея всползает по крыльцу одинокого ночного кафе, переливаясь неоновыми огнями, растворяя свой нечёткий свет в буйстве красок темноты ночного города. Отливает, так прекрасно, что я останавливаюсь посмотреть, ультрамарином гирлянда, оставшаяся здесь, кажется, аж с Рождества. Мерещится, сплетаясь с этим отсветом, поглощая его и поглощаясь им, синее пятно от бока автомата с колой.
Подняв глаза, ищу фиолетовый цвет. И быстро его нахожу. Среди сорванных ветром и дождём листьев, в глубокой луже отражается моя балоневая куртка. Фиолетовая с блеском. Со стразовой надписью "Иштар".
Касаюсь латунной ручки двери зоомагазина. В ответ на брякнувший над нею колокольчик сонная продавщица встречает меня счастливой и ненавидящей одновременно улыбкой.
- Полкило корма для мелких пород собак, - произношу на автомате. Взгляд скользит по полкам. Ошейники, одежда для собак, для кошек, корма, поводки, лекарство - всё вместе, не разберёшь. - Пачку собачьего печенья... - строгий ошейник, кожа и шипа. Тяжёлая пряжка с двоюным языском. - Корм для средних попугаев, - серебрятся ободки крупных дырочек, мерцают в пробивающемся в окно искусственном свете ночного города декоративные шипы. - И когтерезку...
Продавщица тоже действует на автомате. Она видит, куда я смотрю. Она знает, о чём я думаю. Но...
Мы слишком взрослые для игр. Я выгляжу для смертных на 30, Эдмунду - за 40. Мы серьёзные люди, совладельца продюссерского центра, известного не только в бывшем Союзе. Мы взрослые, состоятельные... Серьёзные люди. Нам не до игр. Нам, зачастую, даже не до секса. Прижавшись, обнявшись, зажмурив глаза. Испуганно забившись под одеяло, вслушиваясь в стук сердца любимого. Засыпая, привыкая, забывая... Проснувшись, улыбаясь, ласково здороваясь. Умываясь по очереди, завтракая вместе... Не видясь по полгода. Мы живём обычной взрослой жизнью. Так мало проводя времени друг с другом...
Мы слишком взрослые для игр.
- И этот ошейник, - добавляю я, указывая похожим в этом неровном свете на паучью лапку пальцем на избранный предмет.
Мы слишком взрослые для игр. Но пусть будет. Мало ли что.
Я повторяю это для себя и в супермаркете, слепящем люминисцентными лампами "дневного" света, и всю доогу до дома. Твержу, заучивая оправдание, поднимаясь на крыльцо, вызывая лифт. Оправдываюсь перед зеркалом, ни разу ещё не совравшем о том, как ужасно я выгляжу последнее время. С тех пор, как сел за эти мемуары. Почти вслух произношу такую заманчивую ложь, нажимая на звонок.
Окинув долгим взглядом, слишком рано начавший седеть и лысеть мужчина с тонкой сеточкой мимических морщин, заберает у меня сумки. Босыми ногами шлёпает на кухню.
- Поехали завтра на море? - негромко спрашивает он оттуда.
И, кажется, в этот миг я чувствую счастье...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Фразочки, которые высыпаются из головы и пока никуда не встали.

"Южный крест":
Выхожу на кухню. Эдмунд моет посуду.
- Я слышал голоса...
Скрипит под моей массой табуретка.
- Глеб приходил. Мама им мёд прислала.
Так просто, будто Рига через улицу от Питера. Впрочем, наверно, для них оно действительно так...

Я точно помню день, когда начал курить. Европа только-только начинала вдыхать табачные пары. Но на караблях не сосали трубки только юнги...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Запрокинув, потягиваясь, голову, замечаю, что Эдмунд стоит за моей спиной. Рассматриваю его снизу вверх. Вверх ногами. Голые пятки, ещё советского пошива тренировочные штаны, чёрная рубашка-поло навыпуск. Странные глаза цвета морской волны. Седеющие русые волосы...
В этой комнате так много восхотительных цветов, разбавленных дождливым днём, перемешенных ранними осенними сумерками. По мере того, как заходит за плотными золотыми шторами солнце, я вижу всё меньше блёклых очертаний. Всё ярче становятся цвета. Серебристо-рыжей лужецей перекатывается под ногами свинцовый шарик: Луна устраивается на ночёвку. Колышится тёмно-золотой океан тяжёлых, привезённых из Питера штор.
Рождаются от неясного света иллюзии. Вот проскользнула по белой стене невесомая осенная фея с тонкими чёрными крылышками. вот, промчался по полу ярко-красный таракан...
Сумерки поклощают звуки. Я не слышу, как бродит по квартире её хозяин. Как скрипнула дверь. Одна, вторая. Хлопок, какой-то тяжёлый, мокрый, глухой, почти неслышный. Скрипит паркет.
Странный, громкий, внезапный скрежет. Смеяющий его щелчок. И комната заливается пронзительным розоватым светом. Глаза режит. Я щурюсь.
Открыв глаза и привыкнув к свету, вижу стакан молока на столе. Стекло ещё храник тепло руки принёсшего его человека. А сам он уже сидит на своей кровати и держит в руках книгу. Красную книгу с золотистой надписью.
- Иди, поешь, - произносит он.
Держа в руках стакан, продолжаю смотреть, как он подбирает под себя ноги, листак книгу, поправляет очки. Возможно, даже, что я и не лбил его никогда... Но одно лишь верно. Он - мой свет.

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
(пока пишутся только бытовые вставки...)
Проснувшись, понимаю, что маленькая собачка, которая может "погулять" на газетке, это подарок небес: на улице льёт дождь. Мысленно пожалев маленькую Юлю и большого мастифа Гарацио, встаю, подхожу к окну. Я не знаю, какое сейчас время дня, который час. У нас нет часов в комнате, если не надо вставать по будильнику. Мы не включаем телевизор, если не нужно не пропустить новости. У нас отпуск, и все мировые СМИ, а так же время, обыденность и режим могут пойти погулять.
На полке над компьютером, за двойным подвижным стеклом, на подставке моя трубка. Включаю компьютер, касаюсь кончиками пальцев толстого советского стекла. Оно всегда закрыто. Это правило, одно из тех, которому надо следовать всегда. Гулять с Луной, если не идёт дождь. Мыть посуду. И всегда держать полку закрытой. Стекло отъезжает под давлением пальцев. Беру трубку. Набив её, скорее зелёным, нежели жёлтым табаком, сажусь на подоконник.
По экрану компьютера всё ещё бегут белые тараканы настроичных таблиц.
В коридоре хлопает дверь. Луна заливается радостным лаем.
Эдмунд проходит в комнату, наклоняется к моей трубке. Прикуривает от тлеющего табака, касаясь мокрыми колючими волосами и ледяным ухом моей щеки.
Выпустив дым, прижимаюсь к нему.
- Я очень сильно тебя люблю...
На экране светится время: 5:00

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Выйдя из ванной, сажусь на край кравати, перекидываю через плечо мокрый длинный хвост. На плече разложены 4 тонкие ленточки. Красная, жёлтая, синяя и чёрная. Без просьб Эдмунд берёт густую щётку, садится за моей спиной. Зарывшись ненадолго пальцами в мои волосы, сидит, закрыв глаза. Я слышу, как он усмехается. Он родился, должно быть, с гитарой в руках, и я чувствую тончайшей кожей за ушами непроходящие мозольки на его пальцах. Внезапно становится больно. Его пальцы цепляют рваный шрам от афганского фугаса. Мне не нужно прижимать уши или болезненно пищать, чтобы он заметил, что причинил мне боль.
- Прости...
Такой мягкий голос, что его можно было бы набивать в подушки.
Пальцы убираются, затылка касаются губы. Многострадальные, потрескавшиеся губы, сказавшие в жизни слишком много никому ненужных слов. Хвостика косается щётка. Ласково, медленно, нежно. От устраивовшей меня длины косички осталась, должно быть, половина. Но и этого хватает, чтобы сильно наклоняться, когда щётка доходит до самого кончика. Щётка ложится мне на колени. Эдмунд делит мои волосы на 6 частей. Только он один, по-моему, умеет плести косички из шести прядей. Переплетяая влажные волосы, он всегда тихо бормочет что-то по-польски. Я не спрашиваю, что. Я знаю - заговоры. Берёт чёрную ленту. Снова произносит странные слова. Я слышу слово "смерть" и слово "зеркало". Перебираю невольно плечами. Поймав упавшую с моего плеча красную ленту, проводит мягким атласом по моей щеке, вплетает, говоря что-то про "сглаз" и "нечисть". Коснувшись спины, просит немного наклониться, и стягивает с плеча синюю ленту. Я слышу совсем неясно "здоровье", "жизнь", "победа".
Подходит наша маленькая Луна, смотрит весёлыми чёрными глазками-бусенками. Провожу пальцем по пробору на мордочке. Мне кажется, что эта собачка умеет улыбаться.
С плеча исчезает жёлтая лента. Уже почти не чувствую его рук. Почти не слышу заговора. Луна лижет мои руки, пахнущие виноградным шампунем.
Сильная рука профессионального музыканта обнимает поперёк груди.
- На радость, - шепчет он мне в ухо...

@темы: Южный крест

Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Вы не поверите, но да! Самый многострадальный драббл таки вылился на клавиатуру... Не совсе то, что хотелось, но...
Три пропости голоса Дэямы Тошимитсу

Жанр: Драббл
Объём: 147 слов.
От автора: Я пытался это написать 2 с половиной года!

Когда начинается вступление Dahlia, кажется, что сцена начинает таить под ногами. Что тело окружает уже вовсе не воздух, а вязкая жидкость, состоящая из резкого, громкого, совершенно неземного голоса. Голоса Дэямы Тошимитсу. Когда начинается вступление Dahlia, кажется. что всё вокруг стихает и нет больше ничего… Что он смотрит только тебе в глаза и каждым словом касается твоего сердца…
Когда играет Earth in the Dark, хочется очутиться вдруг в небе, почусвтвовать скорость полёта. Или падения. Увидеть Землю с той высоты, с которой видел её он. Мир охватывает порыв холодного разряженного ветра. Единственное тепло там, в самой сердцевине его голоса. Дэямы Тошимитсу.
Когда начинается вступление IV, кажется, что вдруг очутился на самом краю пропасти. И продолжаешь идти... И падаешь вниз. И летишь. И нет надежды на спасение. И ни на секунду не закрывая глаза, видишь перед собой всю свою жизнь. И нет опоры. И нет крыльев в голосе Дэямы Тошимитсу.

@темы: X-Japan, Фанфики