Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
(чуть-чуть)
На этот раз меня отвлекает телефонный звонок. Я ненавижу телефоны. Эти отрывистые звуки действуют мне на нервы. Однажды на пороге нашего дома появился наш хороший знакомый из Питера, Вадим. С таинственной улыбкой Чеширского кота вручил мне тяжеленную коробку и испарился. В коробке оказался старинный бронзовый аппарат, издававший при звонке переливчатые трели. Я отключил его через два дня.
Электронный телефон с кнопками и определителем номера настаивал, повторяя механическим голосом незнакомый номер. Я чувствовал, кто звонит. Я знал.
Поднявшись со стулав, медленно пересекаю зал, выхожу в коридор, довольно длинный и совершенно тёмный. За поворотом - кухня. Оранжевые цифры пламенеют над тёмным столом, застеленным токной плеёнчатой скатертью с причудливым узором. Я вижу в нём листья и животных. Эдмунд - грибы и рыбок. Двигаясь, будто, как говорят в подобных случаях, во сне, прохожу на кухню, смотрю на неумолкающий телефон. Поднимаю свинцово-тяжёлую трубку.
- Джонатан! Позови отца!
Кирилл. Сын Эдмунда. Талантливый и милый мальчик. По началу мы даже подружились... Вместе репетироваль и пели на два голова арии из популярных мюзиклов. Я учил его играть на лютне и гитаре. Но однажды, будто кошка пробежала между Эдмундом и матерью Кирилла. Мы вернулись с гастролей, и ключ не подошёл к замку. Он набрал номер, и робот ответил, что такового не существует... Мы взял чемоданы и уехали тогда, кажется, в Москву, а оттуда отправились в Кижи... Мы верующие люди. Не смотря ни на что.
Впервые Кирилл позвонил через несколько дней после нашего позвращения. Поговорив с ним, Эдмунд очень долго сидел на балконе, курил и плакал. На утро он отменил концерт.
Кирилл звонил довольно регулярно, безошибочно угадывая наше место нахождения. По одной манере поднятия трубки, угадывая, кто у телефона. Доводя Эдмунда до слёз и приступов паники. Я никогда не слышал, о чём они говорят. А он не рассказывал...
- Он уехал.
Это правда, сейчас он едет с Луной от груммера - собачьего парикмахера. В его машине играют минусовки песен "Иштар" и ребят, которых мы продюссируем. Он тихо напевает под нос, внимательно глядя на дорогу. Наша маленькая Луна, которокостриженная, теперь куда больше похожая на терьера, чем всегда, спит, свернувшись маленьким комочком на соседнем кресле.
Я вижу под опущенными ресницами, как он посматривает на неё, останавливаясь на красный свет. Как шевелит губами, вспоминая слова. Как смотрит на дорогу, чуть улыбаясь возвращению домой.
- Врёшь, - отрезает Кирилл.
В замке поворачивается ключ. Открывается дверь, и в ноги мне бросается маленькая рыже-чёрно-серебристая юла. Заливисто лает, ставит на ноги маленькие лапки.
Эдмунд входит следом. Босяком. В куртке. На кухне вспыхивает цветок газового огня, и воздух наполняется ароматами дорогих сигарет, влажной кожи, шерсти, лёгкого мужского парфюма... И чего-то остро лимонно-мятного. Кружащего голову. Окутывающего туманом всё вокруг. Заглушающего обиды, боль, презрение, жажду мести. Меняя её на жажду единения, объятий без слов, нежности...
- Кирилл? Включи громкую связь.
Однимает за шею, практически виснит, трётся носом о шрам. Сейчас не больно. Только очень остро чувствуется каждым нервом. Подключённым сейчас отнюдь не к болевым центрам.
Тихо вздохнув от внезапного ощущения доверия, нажимаю большую жёлтую кнопку, вешаю трубку.
- Я слушаю тебя, сынок.
По-русский. Мать, крассивая русская еврейка Эмма, настаивала на образовании в Москве. На авторитете русского языка в семье. Что ж, наверно, благодаря ей и любви Эдмунда к ней его группа поёт по-русски...
- Отец. Твоим группам не нужен толковый клавишник 18ти лет от роду?
Кирилл заискивающе улыбается. Я вижу это. Слышу в нотках его голоса, понимаю...
Полог куртки Эдмунда скользит по моему плечу, и я вижу пачку ароматических палочек у него во внутреннем кармане. На картинке - лемонграсс и мята. То, что я так люблю...
- Толковый клавишник нужен "Иштар".
Холодно. Как никогда... И тут же тепло прижимается животом к моей спине, гладит ладонью шею под косичкой.
- Приезжай.
На этот раз меня отвлекает телефонный звонок. Я ненавижу телефоны. Эти отрывистые звуки действуют мне на нервы. Однажды на пороге нашего дома появился наш хороший знакомый из Питера, Вадим. С таинственной улыбкой Чеширского кота вручил мне тяжеленную коробку и испарился. В коробке оказался старинный бронзовый аппарат, издававший при звонке переливчатые трели. Я отключил его через два дня.
Электронный телефон с кнопками и определителем номера настаивал, повторяя механическим голосом незнакомый номер. Я чувствовал, кто звонит. Я знал.
Поднявшись со стулав, медленно пересекаю зал, выхожу в коридор, довольно длинный и совершенно тёмный. За поворотом - кухня. Оранжевые цифры пламенеют над тёмным столом, застеленным токной плеёнчатой скатертью с причудливым узором. Я вижу в нём листья и животных. Эдмунд - грибы и рыбок. Двигаясь, будто, как говорят в подобных случаях, во сне, прохожу на кухню, смотрю на неумолкающий телефон. Поднимаю свинцово-тяжёлую трубку.
- Джонатан! Позови отца!
Кирилл. Сын Эдмунда. Талантливый и милый мальчик. По началу мы даже подружились... Вместе репетироваль и пели на два голова арии из популярных мюзиклов. Я учил его играть на лютне и гитаре. Но однажды, будто кошка пробежала между Эдмундом и матерью Кирилла. Мы вернулись с гастролей, и ключ не подошёл к замку. Он набрал номер, и робот ответил, что такового не существует... Мы взял чемоданы и уехали тогда, кажется, в Москву, а оттуда отправились в Кижи... Мы верующие люди. Не смотря ни на что.
Впервые Кирилл позвонил через несколько дней после нашего позвращения. Поговорив с ним, Эдмунд очень долго сидел на балконе, курил и плакал. На утро он отменил концерт.
Кирилл звонил довольно регулярно, безошибочно угадывая наше место нахождения. По одной манере поднятия трубки, угадывая, кто у телефона. Доводя Эдмунда до слёз и приступов паники. Я никогда не слышал, о чём они говорят. А он не рассказывал...
- Он уехал.
Это правда, сейчас он едет с Луной от груммера - собачьего парикмахера. В его машине играют минусовки песен "Иштар" и ребят, которых мы продюссируем. Он тихо напевает под нос, внимательно глядя на дорогу. Наша маленькая Луна, которокостриженная, теперь куда больше похожая на терьера, чем всегда, спит, свернувшись маленьким комочком на соседнем кресле.
Я вижу под опущенными ресницами, как он посматривает на неё, останавливаясь на красный свет. Как шевелит губами, вспоминая слова. Как смотрит на дорогу, чуть улыбаясь возвращению домой.
- Врёшь, - отрезает Кирилл.
В замке поворачивается ключ. Открывается дверь, и в ноги мне бросается маленькая рыже-чёрно-серебристая юла. Заливисто лает, ставит на ноги маленькие лапки.
Эдмунд входит следом. Босяком. В куртке. На кухне вспыхивает цветок газового огня, и воздух наполняется ароматами дорогих сигарет, влажной кожи, шерсти, лёгкого мужского парфюма... И чего-то остро лимонно-мятного. Кружащего голову. Окутывающего туманом всё вокруг. Заглушающего обиды, боль, презрение, жажду мести. Меняя её на жажду единения, объятий без слов, нежности...
- Кирилл? Включи громкую связь.
Однимает за шею, практически виснит, трётся носом о шрам. Сейчас не больно. Только очень остро чувствуется каждым нервом. Подключённым сейчас отнюдь не к болевым центрам.
Тихо вздохнув от внезапного ощущения доверия, нажимаю большую жёлтую кнопку, вешаю трубку.
- Я слушаю тебя, сынок.
По-русский. Мать, крассивая русская еврейка Эмма, настаивала на образовании в Москве. На авторитете русского языка в семье. Что ж, наверно, благодаря ей и любви Эдмунда к ней его группа поёт по-русски...
- Отец. Твоим группам не нужен толковый клавишник 18ти лет от роду?
Кирилл заискивающе улыбается. Я вижу это. Слышу в нотках его голоса, понимаю...
Полог куртки Эдмунда скользит по моему плечу, и я вижу пачку ароматических палочек у него во внутреннем кармане. На картинке - лемонграсс и мята. То, что я так люблю...
- Толковый клавишник нужен "Иштар".
Холодно. Как никогда... И тут же тепло прижимается животом к моей спине, гладит ладонью шею под косичкой.
- Приезжай.