Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
Кто бы мог подумать...
Жанр: трагедия, love story.
Groupe: X-Japan, упоминаются Hide&Spread Beaver, Dope HERDz.
Рейтинг: R
Пэринг: Основной не скажу, упоминаются X-Japan во всех сложениях, ИНА/Хис.
Саммери: О тупой боли и беззаветной любви.
От автора: Я, конечно, крупно промазал с датой создания Dope HERDz, но...
Господи, кто бы знал, как я люблю трёх главных героев!
- Доброе утро... Тоже не спится?
Единственным источником света на кухне был синий цветок горящего газа да огонек его сигареты. Он сидел на подоконнике, прислонившись к стеклу, и курил. В кухне было тепло, даже жарко... но он явно замерз, поскольку был одет во фланелевую рубашку, джинсы и тапочки в виде лохматых гоблинских лап. Увидев их, я невольно улыбнулся: Хидэ оторвет ему голову, если узнает, что он их брал...
- Да, - я мягко улыбнулся, сел за стол. - Йошики развалился на половину постели, а я не могу, когда меня выпихивают из-под одеяла... А ты?
- Хису приснился кошмар, попросился к нам... а я не могу, когда меня с двух боков обнимают... - он улыбнулся, затушил окурок, громко сухо раскашлялся, потер виски.
Я поднялся, пересел к нему, хотел тронуть лоб, но он не дался, мягко уйдя от прикосновения, сполз с подоконника, поставил чайник.
- Я хорошо себя чувствую, Тоши, - сказал он. - Чай будешь?
Я повел плечом, тоже встал, включил свет. Пата зажмурился, замер так, словно освещение причиняло ему боль. Я подошел к нему. Кожа его была бледной, с яркими пятнами на щеках. На подобранных с боков небольшими заколками волосах плясал свет... Изловчившись, я все-таки коснулся его лба... и чуть не обжегся!
- Пата! У тебя же температура высоченная! Сядь! - я распахнул створки настенный шкафчик, где у Йошики стояли всякие травы, выгреб их все и рассеянно уставился на эту кучу. Вдруг две сильные руки деликатно сдвинули меня с места. Пата молча нашел ромашку в пакетиках, заварил ее в наши чашки, поставил их на стол, сел, запахнул рубашку, потер глаза.
- Да, Тоши, у меня температура. Позавчера Хис столкнул меня в Йошикин бассейн, я долго гонялся за ним и промерз, а потом пили с Хидэ холодные коктейли. Вот только не вздумай меня лечить, ок?
Я рассеянно кивнул, плюхнулся за стол. Он выпил немного чая, посмотрел в окно на светлеющий Токио. В красивом мы, все-таки, живем городе... Вот не так давно мы были в Америке, там гораздо хуже, далеко не так красиво, сухо, мало зелени... А у нас... Пата закрыл глаза, снова раскашлялся. Я не стал ждать, когда он снова начнет сопротивляться, быстрым движением стащил с холодильника градусник и сунул ему. Электронное табло показало, что температура тела гитариста составляла аж 38 градусов. Ужаснувшись, я схватил его за руку и потащил в комнату. Хидэ и Хис крепко спали, отвернувшись в разные стороны и заняв всю немаленькую кровать. Судорожно вздохнув, я заглянул в спальню хозяина дома (хотя, какой он к черту хозяин? мы жили здесь все вместе почти постоянно). Йошики дрых, развалившись поперек кровати, да еще и похрапывал. Судорожно втянув воздух, я потащил слабо сопротивляющегося гитариста в свою комнату. Здесь, в полной тишине и покое, я откинул сетку от комаров, толкнул Пату на кровать, велел снять джинсы и тапки и постараться как можно быстрее уснуть. Схватку нервов он проиграл еще до ее начала. Иногда он бывал вспыльчивым, хоть и никогда не терял голову... но мои нервы были куда крепче... Вздохнув, Пата подчинился. Чуть ли не впервые я видел, как он раздевается... правда, сейчас меня меньше всего интересовали его длинные стройные тренированные ноги, тонкая талия и сильная, поросшая короткой шерстью грудь. Куда больше меня волновало, что он болен уже не первый день, прекрасно осведомлен о своем состоянии и не собирается лечиться. Пока Пата устраивался в постели, а я бегал за оставленным на кухне чаем, в моей голове созрело сразу несколько планов убийства его непутевого любовничка и их "домашнего любимца"... Вообще, надо сказать, нас связывают более чем странные отношения. Нас всех. К примеру, с детства Йошики не безосновательно считает меня своей женой, у нас есть двое общих детей - Тайджи и Хидэ - и общий папочка - Пата. При этом Тайджи младший брат Паты и дядя Хидэ... К тому же, Хидэ - как он сам себя называет, "незаконная жена" Паты... и у них есть... хм... не то ребенок не то собачка - Хис... Во всяком случае, ошейник басист снимает только перед сном и на людях... хотя, последнее - не всегда... Так что, в наших взаимоотношениях, как говорится, черт голову сломит...
Продумав в деталях тонкости посадки на кол Хидэ и умерщвления при помощи китайской бамбуковой казни Хиса, я вошел в комнату... и обнаружил, что мой пациент крепко спит, закутавшись в мое одеяло... Он выглядел так мило и немного напоминал маленького сумчатого ленивца коалу... Теперь я знал, откуда Хидэ взял это определение - коала с гитарой... Но умиляться у меня не было времени. Подойдя к гитаристу, я коснулся его лица - Пата застонал, словно от боли... хотя, это было и не удивительно: пока я бегал, температура подросла еще и теперь, наверно, добралась до отметки в 39 градусов, если не больше. Врач в моей душе взбунтовался. Я нашел в холодильнике малиновый джем, а в аптечке - парацитомол, влетел в комнату. На шум, поднятый мной, из спальни вылез Йошики, спросил, что происходит, я сказал, что Пата заболел. Всполошившись, лидер бросился было будить Хидэ и Хиса, но я остановил его и попросил не трогать их, пока сами не проснутся. Покивав, барабанщик скрылся за дверью, смерив меня предварительно очень подозрительным взглядом. Они все спали между собой, а вот мы, я и Пата, держались только своих пассий - Йошики и Хидэ соответственно. Наверно, великий лидер решил, что я захотел-таки соблазнить нашу неприкосновенную "коалу с гитарой". Естественно, тогда таких мыслей у меня не было...
К утру мне, наконец, удалось сбить температуру, и Пата уснул. Без сил свалившись на кровать, я посмотрел на моего пациента. Длинные кудрявые волосы разметались по постели, широкое лицо словно осунулось, под глазами очертились глубокие синяки. Но впервые в жизни я заметил, до чего он красивый... Нежная, ровная кожа, красивый изгиб сильной шеи... и я уже молчу про волосы, руки, фигуру... Последнее время я начал постепенно толстеть, не смотря на постоянные тренировки и диету, и я немного завидовал ему и Хису, которым ничего не стоило сохранять форму, поглощая кучу сладостей и пива... Последней мыслью, мелькнувшей в моей голове была: "Ты чертовски красив, Ишизука..."
Я проснулся от чувства, что на меня кто-то смотрит. Открыв глаза, я увидел, что рядом сидит Хидэ. Сонно улыбнувшись, я сел, спросил, который час. Наш гитарист ответил, что сейчас восемь утра и что все еще спят. Я посмотрел на Пату, тот спал, свернувшись калачиком, натянув одеяло до самых ушей. Хидэ забрался на кровать с ногами, поцеловал любовника в лоб, скривился.
- У него температура? - спросил гитарист, перебирая его волосы.
Я кивнул, сполз с кровати, поставил чайник, принес с кухни градусник. Хидэ успел разбудить Пату и теперь мягко нежно целовал его. Пата сонно, словно немного неохотно, отвечал, тихонечко мурлыкая. Мне стало немного не по себе... интересно, почему? Заметив меня, Хидэ улыбнулся, приналег на любовника, куснул его в шею, Пата застонал. Затем он отстранился, спрыгнул с постели, нежно поцеловал меня и, объявив, что пойдет будить Йошики, скрылся. Представив, каким будет это пробуждение, я перебрал плечами, сел на кровать.
- Хидэ - вампиреныш, питающийся чужой сексуальной энергией... - прошелестел Пата, потер укушенную шею, потянулся ко мне. Я дал ему градусник, взял за руку, он чуть сжал мои пальцы, вздохнул.
- Я поставил чайник, сейчас приготовлю тебе малиновый чай, должно помочь. А пока...
- Тоши... - он с явным трудом потянул меня на себя, - не уходи пока, пожалуйста...
- Хорошо... - я лег рядом, Пата прижал мою руку к себе, так, чтобы я слышал его сердце и снова задремал.
Из комнаты Йошики, которая находилась напротив, начали доноситься отрывистые стоны и поскрипывание дорого матраса на пружинах: нашего лидера безумно возбуждал этот звук. Значит, Хидэ добудился Йошики... Ну, что ж, вампиреныш, значит, да? Прикрыв глаза, я коснулся губами руки Паты, осторожно высвободился и пошел заваривать чай.
На кухне сидел Хис. Необъяснимый приступ нежности заставил меня крепко обнять хрупкого басиста, но что он ответил испуганным взглядом, но, увидев, что это я, расслабился.
- Я испугался, что это Йошики или Хидэ... - хихикнул он. - Доброе утро...
- Привет... - я мягко поцеловал его в макушку. - Почему испугался?
Хис пожал плечами, посмотрел на закипающий чайник. Он был самым маленьким из нас, самым трогательным, самым милым... Но я относился к нему исключительно как к другу, как к младшему товарищу... Йошики использовал его как сексуальную игрушку на случай экстренного снятия напряжения или во время групповых игр... Единственным, кто его, наверно, хоть сколько-то любил, был, пожалуй, Хидэ.
Чайник закипел. Я заварил чай, сел рядом с басистом, тихо вздохнул. Хис прислонился ко мне, опустил голову на плечо.
- Пате плохо, - сказал я тихо. - Из-за тебя, он простудился после падения в бассейн...
Хис кивнул, зарылся носом в мои волосы. Дыхание у него было теплое, медлительное, глубокое... Я даже начал засыпать, но тут же вспомнил про чай, мягко высвободился из обнимающих меня рук, наполнил чашку Паты и, прихватив с собой пачку парацитомола, вернулся в свою спальню. Гитарист проснулся и теперь лежал на боку и смотрел перед собой. Я поставил чашку на прикроватный столик, взял градусник, правда, экранчик успел уже погаснуть...
- 38,32, - тихо сказал Пата. - Почему Йошики не заведет кошку? Мне не было бы так скучно...
Втянув воздух, я помог ему сесть, впихнул таблетку, дал запить чаем, нежно обнял, не давая лечь, пока лекарство пройдет. Пата прислонился, прикрыл глаза. Очевидно, ему было очень плохо. Но одновременно с этим я чувствовал тепло и запах его тела, мягкость волос, глубину дыхания, тяжелое сердцебиение... И почему я раньше никогда не замечал, какой он красивый, сильный и хрупкий, мягкий и легкий... интересно, а, сколько он весит? Килограмм 50, не больше ведь... значит, в случае чего, смогу поднять... Я осторожно провел по его спине, вдоль позвоночника, он застонал, зажмурившись, задышал чаще, поверхностнее... такой реакции я не ожидал... Что ж, запомним, что спина у гитариста очень чувствительная...
Приоткрыв глаза, Пата попросил еще чая. Таблетка начала действовать, и ему стало легче. Допив чай, он снова лег, свернулся калачиком. В соседней комнате все стихло, дверь открылась, Хидэ и Йошики, судя по звукам, удалились в душ. Я мысленно пожалел Хиса, которому никак не светило сегодня спокойно помыться и побриться... Неожиданно сильная рука коснулась моих пальцев. Я посмотрел на Пату, он смотрел пустыми глазами на меня, бездумно поглаживая по руке, словно котенка... Я тихо вздохнул, снова прилег, гитарист нерешительно обнял мою руку и закрыл глаза... И вдруг до меня дошло что-то неожиданное, страшное...
- Ты... эмпат... - произнес я медленно. - Энергозависимый человек...
- Нет... мне нужна не энергия, а тепло... - ответил он еще тише, чем я.
Потом он задремал. Через какое-то время в комнату заглянул Хидэ, спросил, как Пата себя чувствует, забрался на постель, полежал немного с нами, не по-мацумотовски тихо, потом сказал, что поедет в магазин, спросил, каких лекарств купить, я попросил купить еще парацитомола, витамины и физрасствор на самый крайний случай. Кивнув, розоволосое чудо кивнуло и ушло. Без грима Хидэ был очень похож на инопланетянина... На маленького, хорошенького инопланетяшку с пушистыми волосами и нереально красивыми волосами...
Постепенно я задремал.
Я спал довольно долго и крепко и проснулся от ласкового прикосновения к волосам. Открыв глаза, я увидел, что Пата переместился так, чтобы я лежал у него на руках и перебирал мои волосы. Заметив, что я проснулся, он пояснил, что пока я спал, Хидэ вернулся из магазина и поставил ему капельницу с физрасствором. Я дотянулся до градусника, включил его, прислонил к ушной раковине гитариста, на экранчике высветилось "37,93". Вздохнув, я посмотрел на часы, потер глаза.
- Два часа дня... Не удивительно, что я такой голодный... пойду поем, ладно? Принести тебе чего-нибудь?
Пата повел плечом.
- Мне, наверно, нужно много пить, - прошелестел он, - поэтому будет лучше, если ты нальешь мне чаю...
- Хорошо, - я поднялся, коротко чмокнул Пату в лоб и отправился на кухню.
На кухне сидел Йошики. При виде лидера у меня екнуло сердце. Быстро подойдя к нему, я обнял его за шею, зарылся носом в волосы. Йошики обнял меня в ответ, нежно поцеловал в губы. Я нежно ответил на поцелуй, прикрыл глаза. Йошики мягко отстранился, посмотрел мне в лицо.
- Как там Пата? - спросил он.
- Лучше... Зачем Хидэ ставил ему капельницу? Хотел сбить температуру? Но в этом не было необходимости...
- Ты переживаешь так, словно он твой любовник, - фыркнул лидер, продолжая рассматривать мое лицо. - Скажи честно, он тебе нравится?
Внутренне я сжался, но ответил:
- Ты ударишь меня, если я скажу, что нравится... Он безумно красивый, умный, такой...
- Странный? - уточнил Йошики, сжав мой подбородок. - И что красивого ты в нем увидел?... - голос Йошики стал опасно ласковым, гипнотизирующим... Я замер, а он продолжал, постепенно стаскивая меня с диванчика: - У меня не железные нервы, Тоши... Мне надоело твое невнимание... ты постоянно заставляешь меня ревновать... А теперь... а теперь ты спутался с ним... И...
Я потерял равновесие и свалился на пол. Йошики медленно поднялся, наклонился ко мне и собирался уже отвесить пощечину, как в кухне появился Хидэ. Мгновенно оценив ситуацию, гитарист схватил лидера за руку и дернул в сторону. Йошики не удержал равновесие и грохнулся на диванчик.
- Ты эгоист и придурок, Хаящи! - завопил он. - Ты хоть представляешь, какие страдания ты доставлял всю жизнь Тоши? Ты всю жизнь спишь со всеми, кто тебе мало-мальски нравится! Джун, Рой, Тайджи... ты даже умудрился совратить Рюичи! И я уже молчу обо мне и Хисе! А Тоши... - Хидэ быстро облизал пересохшие губы, помог мне подняться на ноги, - а Тоши всю жизнь ходил за тобой покорной овечкой! Он любил тебя! Неужели, даже, если то, что ты говоришь, правда, он не имел право увлечься другим человеком? Хотя бы потому, что ты не обращаешь на него никакого внимания последнее время!
Закончив триаду, он дрожащими руками налил в чашку Паты чая, схватил меня за руку и потащил в спальню. В комнате он толкнул меня на кровать, сунул чашку чая Пате, плюхнулся в кресло. Его колотило от ярости. Пата отставил кружку, выбрался из-под одеяла, чуть покачиваясь, подошел к любовнику, опустился перед ним на колени, взял за руки... Мне захотелось плакать. Неожиданно до меня торжественно дошло, что никто и никогда не любил меня так, как он любил нашего маленького сумасшедшего... Хидэ зажмурился, вцепился в свои волосы, тихо захныкал. Пата протянул руку, коснулся его лица. Хидэ поднял голову, потер глаза, посмотрел сначала на меня, потом на Пату, вздохнул, тихо спросил:
- Тоши, тебе правда нравится Пата?
Я повел плечом, задумался. Хидэ не торопил меня, он сидел, длинными медленными движениями расчесывая волосы Паты, опустившего на его колени голову. Наверно, я завидовал им... Они познакомились в 87м году и сразу же стали лучшими друзьями... Очень скоро все начали чувствовать сверхпритяжение между ними. Каждый отреагировал на это по-своему: Тайджи чуть не лопнул от ревности и ушел из группы, Йошики относился к ним с улыбкой, наивно полагая, что Хидэ любит его... Хис, которого привел Пата, покипел немного, а потом смирился со своим положением... Ну, а я... я сразу понял их отношения...
Они были красивой гармоничной парой, стабилизирующей друг друга... Пата, тихий, спокойный, бесстрашный, единственный способный сказать Йошики свое веское "нет". К нему прислушивались, он заменял нам продюсера и ассистента режиссера, он знал нас и всю нашу подноготную... он знал, что я не могу выступать голодным, а Йошики нужны несколько бутылок воды за стойкой, он помнил, кто какие сигареты курит и в каком количестве... Наверно, без него мы никогда не стали бы величайшей в мире японской рок-группой...
Хидэ обладал взрывным характером, любил шутить и разыгрывать, он не знал меры ни в чем... и только Пата мог вовремя его остановить, дабы он не упился до смерти или не грохнулся в обморок на сцене... Они любили друг друга до беспамятства...
- Хидэ... - прошелестел я, глядя в пол. - Да... мне нравится Пата... Но я не хочу разбивать ваш прекрасный дует! Я люблю вас! Вас двоих, вас...
- Тоши... - Хидэ мягко улыбнулся, посмотрел на Пату, наклонился, поцеловал его в лоб. - Горячий... иди в постель, померяй температуру и поспи еще... Кстати, Пата, а тебе Тоши нравится?
Пата поднял голову, посмотрел на любовника мутным взглядом, поднялся. Я тут же подскочил, подал ему руку, отвел в постель. Забравшись под одеяло и допив чай, он посмотрел на меня, потом на Хидэ.
- Как я могу тебя бросить? - прошептал он.
- Я не прошу меня бросать, - ответил гитарист, пересел на кровать, взял Пату за руку. - Если он тебе действительно нравится, и ты действительно хочешь его, я не буду против. Я не Йошики, не держу того, кого люблю на таком коротком поводке, понимаешь?
Пата кивнул, посмотрел на меня взглядом, под которым я почувствовал себя крайне беспомощным. Хидэ протянул руку, поймал мое запястье, поднес мою руку к руке Паты, наши пальцы соприкоснулись и через мгновение переплелись. Пата крепко зажмурился, отпрянул, раскашлялся... от переживаний и температуры ему стало плохо с сердцем. Я хотел сбегать за лекарством, но Хидэ остановил меня, пошел сам, чтобы я больше не сталкивался с Йошики. Прокашлявшись, Пата повернулся лицом ко мне, взял за руки.
- Это правда... ты мне нравишься... - прошелестел он, закрыв глаза.
Точка. Мое сердце перестало биться на секунду, тело одеревенело... Эта ходячая любовь, этот недосягаемый титан... он... я нравлюсь ему... Фантастика!
- Тоши! - окликнул меня Хидэ. - Ты есть хочешь?
Я поднялся, открыл дверь, взял у гитариста капли и стакан воды, отнес их Пате. Хидэ остался стоять в дверях, дожидаясь ответа.
- Да, я голоден. И Пата, я думаю, тоже...
Хидэ кивнул и скрылся. Я собирался сказать, что схожу за едой сам, но мне не дали открыть рта. Выпив лекарство, Пата сел, откинул от лица волосы, посмотрел на задернутые шторы. За ними на подоконнике стояли несколько фикусов. За окном открывался вид на Токио... Я сел рядом, потянулся к гитаристу. Я сам не знал, чего я хочу... коснуться ли его, чтобы узнать температуру или снова ощутить его сильную ауру... Честно говоря, после разговора с Йошики во мне что-то сломалось, захотелось изменить ему, доставить удовольствие кому-то кроме него...
Дверь скрипнула, в комнату с подносом с двумя чашками с хлопьями и большой чашкой молока вошел Хидэ. Он зачесал волосы назад, под растоманскую шапочку и стал еще больше напоминать инопланетянина. Благодарно кивнув, я взял поднос, вернулся на место. Хидэ сел рядом со мной, тихо вздохнул.
- Ты сам-то ел? - спросил Пата.
Хидэ кивнул, прилег любовнику на живот, закрыл глаза. Очевидно, на него напала молчаливая ипохондрия... интересно, из-за чего? Пату, очевидно, тоже заинтересовал этот вопрос, поскольку он отставил свой завтрак, стащил с гитариста его шапочку, зарылся пальцами в густые темно-розовые волосы и тихо спросил:
- Киеши звонил? - кивок. - Он не приедет на концерт? - кивок. - Я смогу его заменить? - Хидэ пожал плечами, поднялся, обнял его, коснулся губами подбородка. Пата наклонил голову, нежно поцеловал тонкие чувствительные губы... Я отвернулся, уткнулся в свою тарелку. Я не ревновал. Просто я не любил мешать чужому счастью... Вдруг две пары сильных длинных рук схватили меня за плечи и уронили на постель. Поцелуй вернул Хидэ игривое настроение, и теперь они вдвоем прижимали меня к кровати. Не знаю, как я не выронил чашку при виде двух голодных взглядов.
- Красивый? - спросил Хидэ.
- Очень! - ответил Пата. - Позволишь?
- Конечно...
Моих губ коснулись мягкие пухлые губы Паты... и я немедленно ответил на поцелуй... Его губы пахли молоком и сердечными каплями, лицо было горячим, а глаза - больными и грустными... Второй молодой человек убрал из моих рук чашку с хлопьями, довольно тяжелое костлявое тело уселось мне на бедра, крепкие пальцы впились в плечи. Едва страстный поцелуй отпустил меня, я тихо спросил, не узнавая своего голоса:
- Зачем вам я?
Хидэ невразумительно замычал, поцеловал меня в кончик носа, потом - в лоб, посмотрел на Пату. Я не удивился бы, если узнал бы, что они обмениваются в этот момент мыслями... Поведя тонкой бровью, тем временем, Хидэ вернулся к изучению моего тела. Пата лег и, обняв подушку, взгромоздив на нее подбородок, стал наблюдать...
Я никогда не был против секса с кем-то из них... тем более, с обоими: я действительно обожал их восхитительную пару... но...
- Хидэ... - простонал я, почувствовав, как гитарист присосался к моей шеи, оставляя шикарный засос. - Можно спросить?
- Спрашивай! - он поднял голову и, оперевшись на руки, тяжело дыша уставился на меня.
- Ты хочешь досадить Йошики?
Хидэ звонко рассмеялся, потом посмотрел на смущенно улыбающегося Пату, затем - на меня и сказал глубоким мурлыкающим голосом:
- Прежде всего, я хочу тебя...
Ну, как я мог отказать?
Пата внимательно наблюдал за нами все время, периодически громко втягивая воздух и мурлыча, словно кот... Хидэ, действительно очень стеснительный, загнанный некогда в комплексы ребенок, раскрывался передо мной с новой стороны постепенно, словно таинственный экзотический цветок... он целовал меня, медленно раздевал, стаскивал с себя одежду, инстинктивно прикрываясь, словно девушка, чуть горбя спину... но под спокойным взглядом Паты постепенно смелел, не позволяя мне, однако, коснуться его... Я лежал, вцепившись в простыню, не отводя от него взгляда... Последним, о ком я мог сейчас думать, был Йошики…
Хидэ прикурил две сигареты, одну отдал мне, другой глубоко затянулся сам, прикрыл глаза. Я затянулся, вздохнул. Моя постель была разгромлена. Пата крепко спал: от возбуждения у него опять подскочила температура… Счастье, что Йошики и Хиса не было дома, и мы могли спокойно посидеть на кухне. Хидэ встал, взял бутылку виски, плеснул в свою чашку с остатками утреннего кофе, выпил одним глотком, снова сел напротив меня. Он снова зачесал растрепавшиеся волосы в гладкую причёску и надел свою дурацкую растоманскую шапочку. Он сидел на самом краешке стула, отчаянно опираясь на ноги, и я чувствовал свою вину в этом… Хотя, обвинять меня никто и не думал…
- Зачем? – тихо спросил я.
- Мне это было важно, - ответил Хидэ, глядя в окно. – Скажи ещё раз, на трезвую голову, тебе нравится Пата?
- Да. Мне он нравится.
Гитарист медленно кивнул, заглянул в свою чашку, бросил в неё окурок, тронул листик торчащего на подоконнике бромеливаего алоэ.
- Я должен был это сделать, - произнёс, рассматривая кактус. – Понимаешь… - на меня упал тяжёлый взгляд огромных инопланетянских глаз, - Пата… он на самом деле очень слабый человек… У одного американского писателя есть повесть, в которой собака умирает на могиле своего хозяина… Я не хочу, чтобы это повторилось в жизни… Я хочу, чтобы… Тоши… Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы кто-то позаботился о нём… Кто-то, такой сильный и настоящий, как ты…
Меня передёрнуло. Внутри всё сжалось. Хидэ никогда и никому не только не давал своих игрушек, но и не позволял даже дышать на них… Хис вряд ли отделался бы лёгким испугом, если бы гитарист увидел его в моих объятиях сегодня утром… А тут… Даже странно… и страшно…
- Ты говоришь так, словно с моста прыгать собрался, - попытался отшутиться я. Хидэ чуть прикусил губу, отвёл глаза.
- Кто знает, что случится завтра с сумасшедшим пропойцей, разрывающимся между тремя группами? – грустно усмехнувшись, спросил он и, поднявшись, полез в холодильник… за пивом…
****************
Удивительно, но он не плакал… Он плакал на последнем концерте Тайджи, на Last Live, даже не пытаясь держать себя в руках… А здесь… Он стоял в остолбенении, уставившись в одну точку пустыми больными глазами. Я видел, как за одни сутки подёрнулись серебристой паутинкой его роскошные, убранные сейчас в хвост, волосы, как обескровились полные губы, как навеки обесцветились его глаза… И как стал бесцветным и пустым окружающий мир для него…
После официальной части прощания и пресс-конференции народ стал медленно рассасываться… Началась подготовка к похоронам…
Зайдя за импровизированную сцену, я стал свидетелем сцены, которая до сих пор стоит у меня перед глазами… Сцены, после которой я усомнился в правоте слов Хидэ… и убедился в них всецело…
- В Храме был весь город, - жёстко сказал Пата, когда Йошики проходил мимо него, - кроме семерых самых близких его людей – Биваров и Хироши. Почему?
Хаящи замер, медленно развернулся к нему, стащил очки.
- Я распорядился ни под каким предлогом их не пускать.
- Почему?
- Не важно… У них завтра концерт, пусть репетируют…
Йошики сделал странный акцент на слове «репетируют»… и Пата ударил его. Отвесил тяжёлую звонкую пощёчину, от которой лидер потерял равновесие и налетел на гримёрный столик. Зеркало, в которое он врезался острым локтем, разбилось вдребезги.
Пата ушёл, на ходу скинув галстук и резинку для волос… В следующий раз я увидел его очень не скоро…
Он был с Биварами до последнего. Они отыграли два последних концерта, выпустили Ja, zoo. Они работали в память о Хидэ и во славу его… А, расставшись, сохранили каждый, кто как умел, огонь его души… Я тихо завидовал им… и продолжал любить этот неразделимый тандем – Хидэ и Пату…
****************
А потом я потерял его… Мы уехали в Бангкок, я записал сольный альбом… Потом у приятеля Йошики стряслась беда – умер их барабанщик… Но, так или иначе, 4го ноября 1999 года я стоял в коридоре студии Dope HEADz с коробочкой пирожных и дорогущим подарком в руках и ждал, когда горе-лидер горе-трио соизволит явиться на работу. Ведь он всегда работал в свой День рождения… Всегда…
- Тоши! – догнал меня недоуменный, сдержано радостный голос Хиса. Я оглянулся, басист просиял, сбагрил идущему рядом коренастому молодому мужчине коробку с легкомысленным бантиком и, подбежав, повис у меня на шее. – Тоши! Как я раз тебя видеть! Как давно я никого не видел!!
Свободной рукой я чуть обнял басиста за талию… и заметил испепеляющий ревностный взгляд парня. У него были короткие чёрные волосы, тщательно выбритые виски, узорные полосы над ушами. Красивые глаза метали молнии из-под чуть затемненных очков… У него были красивые сильные руки, мощное спортивное тело… И я, определённо видел его раньше.
- Хироши! Казу! – в коридор влетел лохматый долговязый парень, разве что не подпирающий головой потолок. - Я же просил подождать меня!!
Казу? Ну, конечно! Инада Казу, он же ИНА, ди-джей Биваров. Неужели, Хис с ним? Ну, парень тебе явно не повезло…
- Джойа… Зачем так орать? – ИНА вздохнул, подошёл. – Здравствуй, Тоши.
- Привет! – я улыбнулся.
И тут пришёл он… Я замер, увидев его… Он так осунулся, постарел, что даже был непохож на себя. Он молча прошёл мимо нас, отпер дверь, зашёл внутрь.
- И давно он так? – тихо спросил я. Хис кивнул.
- Он говорит только со мной и Макото, - ответил он. – А улыбается только Кокотсу, это его кошка…
- Может, сделает для меня исключение?
Хис повёл плечом, взглядом предложил согруппникам спуститься вниз и подождать. Я зашёл в комнату. Пата стоял спиной к входу, перебирал ноты. Плечи, обтянутые тонкой чёрной рубашкой, были опущены, густые волосы распущены… Поставив подарок на столик, я протянул руку, коснулся его плеча. Он вздрогнул, выпрямился, откинул движением головы волосы, медленно оглянулся… И я, не сдержавшись, сгрёб его в объятия, прижался, зажмурился. Передо мной стояло моё прошлое, моя любовь, символ моей разбитой мечты… Он не пошевельнулся, только чуть придержал горячими ладонями мои плечи.
- Спасибо, что пришёл, - сказал он тихо, - я боялся, что меня все забыли…
- Я купил в Гонконге очень редкую вещь, думаю, тебе понравится…
- Хорошо, - он отступил. – Это всё?
- Нет… Пата… - я прикусил губу. – Я пробуду в Токио совсем немного, поэтому я хочу попросить тебя о встрече сегодня вечером. Мы можем пойти в ресторан или в гости… к тебе… Выпьем, поболтаем… как в старые добрые времена…
- Старых добрых времён не будет больше никогда. Ладно, но мы пойдём туда, куда я скажу.
Я закивал.
Он назначил встречу на пирсе, в летнем кафе. Ничего удивительно, учитывая нашу с ним типологию стихий: он – небо, я – море… У нас у всех были интерпретации, придуманные нами самими… И Хидэ был ветром, а Йошики – сражением, Тайджи – тайфуном, а Хис – полем… Небо и ветер, неотделимые, вечные… Они были, есть и будут…
Выходя со студии, я почувствовал сильный порыв ветра, и мне почему-то очень захотелось, как в далекой юности, закричать «Хидэ! Доброе утро, алкаш! Как прошла ночь? Что новенького, старик?»… и по щеке пробежала одинокая слезинка. Господи, неужели ему стоило покинуть нас навеки, чтобы я понял, как сильно его любил?
Бокал воды, бокал красного вина, чашечка горячего чёрного кофе, жареная рыба, рис с омлетом. Блестящая рубашка, кожаные брюки. Волосы подобраны с двух сторон заколочками, правда, это мало, что меняет… Глаза пустые, губы – бледные. С Днём рождения, Пата…
- Ты опоздал, - припечатал он. – У меня мало времени. Джойа пригласил меня в клуб сегодня.
Джойа… По сердцу полоснуло ножом. Ты с ним? Скажи! Ты любишь его? Кто он тебе? Я хочу знать! Потому что он ребёнок, потому что Хидэ завещал мне позаботиться о тебе, потому что, чёрт возьми, я люблю тебя!
И тут он сделал то, чего я никак не ожидал. Допив одним глотком вино, он поставил чашечку кофе на край тарелки и, взяв её в одну руку, а палочки – в другую, встал, вышел из кафе, дошёл до конца пирса, разулся, опустился на ледяной бетон. Я догнал его, сел рядом. Там в кафе был не тот Пата, которого я помнил. Там остался призрак настоящего, больного сознания, странной американской музыки, разбитого сердца… Здесь, поджав одну ногу, молча уплетая омлет, сидел тот самый Томоаки Ишизука, которого я увидел когда-то на одном опен-эйре больше десяти лет назад, тот безумный в своём непрошибаемом спокойствии гитарист, красивый, любящий, потрясающе тонкий человек с очень ранимой душой… За год он постарел лет на десять… Но это был он… Он настоящий!
Он съел рыбу, размял остатки омлета и осторожно скинул его в море. Тут же у его ног появилась стая рыбок. Очевидно, они были прикормлены и хорошо знали, что здесь есть, чем поживиться… Я тихо тяжело вздохнул. Он отставил тарелку, выпил кофе, поёжился, заметив, что забыл куртку в кафе.
- Я знаю, о чём вы говорили с Хидэ тогда, - сказал он тихо, глядя на рыбок, плещущихся у ног. – Он сказал, чтобы ты позаботился обо мне, правда?
Я вздрогнул. Он не мог знать этого… Но знал… Откуда?
- Я хорошо знаю Хидэ, - словно прочитав мои мысли, продолжил он. – Ты не поверишь, но он любил меня... – он прикусил губу, снял заколочки, и волосы, скользнув по плечам, закрыли его лицо.
- Да, это так… - выдохнул я и быстро добавил: - Но, если ты нашёл лучший вариант, я не буду настаивать. Если ты и Джойа…
Пата тихо рассмеялся, поднял голову, посмотрел на меня взглядом, от которого мне стало плохо.
- Джойа? Маленький глупый ребёнок, фанат… Хидэ всегда повторял: делай, что хочешь, но никогда, ни при каких обстоятельствах, не предавай фанатов. Он любит меня и безумно прётся от своей возможности быть рядом со своими «божками» - Хисом, ИНА и мной…
- Значит, вы…
Пата поднялся на ноги, поднял за шнурки узкие туфли с довольно высоким каблуком, развернулся, молча пошёл к кафе. Я вскочил, хотел окликнуть его, но не успел…
Я не слышал выстрела. Наверно, стреляли с глушителем… или я оглох на мгновение от шока… Острая огненная боль прорезала левую половину груди. Я не пытался поймать утерянное равновесие. От боли у меня потемнело в глазах и я рухнул в воду. Ледяная вода удесятерила боль… и я лишился чувств… Где-то на задворках сознания я, правда слышал всплеск, чувствовал, как сильные руки схватили меня за пояс… Но не более того…
****************
Как бы банально не звучали слова о том, что сознание возвращалось волнами, но это было именно так: Сначала постепенно, словно нанесённое приливом, включилось осязание, я ощутил себя на жёсткой постели больницы, почувствовал, как пересохли губы, как тяжко бьётся сердце и с каким трудом даётся каждый вздох… Затем включился вдруг сразу, как ударом волны о буёк, слух, и я различил негромкий голос врача, что-то объясняющий кому-то, звук скребущейся в окно ветки ясеня… я не знал, почему я так решил, но в последствии это действительно оказался ясень… И, наконец, отливным шорохом тело сообщило, что вполне готово открыть глаза… Что я и сделал…
- О, очнулся! – донеслось сбоку.
Голос Паты был злым, обеспокоенным и грустным одновременно. Я поднял голову, насколько позволяла вставленная в горло трубка, посмотрел на него. Если в Тот день у него обесцветились глаза, то теперь он стал и вовсе чёрно-белым… с лёгкой синевой под ввалившимися от бессонной ночи глазами… На него было страшно смотреть… Но, так или иначе, он был рад моему возвращению…
- Тебе очень повезло, Дэяма, - произнёс он, постепенно словно оттаивая. – Во-первых, пуля только чиркнула тебе по лёгкому, не задев сердца. Во-вторых, я не успел уйти. И, в-третьих, полиция быстро схватила этих ублюдков. Шпана… а как стреляет…
На последних словах он сорвался. Развернувшись, он взял меня за руку, поднёс её к своим губам, но, не рискнув поцеловать, прижал к щеке. Я не мог даже улыбнуться такой нежности. С того дня прошло больше года, теперь мы махнулись ролями… Теперь он будет выхаживать меня, как мы с Хидэ когда-то выхаживали его… И я, кажется, всё-таки умудрился застрять в Токио…
Пуля пробила мне левое лёгкое, прошла насквозь. Я поправлялся очень медленно, но он постоянно был рядом. Конечно, он ездил на репетиции, выступал… но вечером перед сном обязательно заходил ко мне… Когда они вынули, наконец, из моего горла эту жуткую трубку, мы стали разговаривать. Переговариваться, если быть точнее… Он не любил сидеть на стуле, обычно он опускался на пол, прислонившись спиной к кровати, так, чтобы я мог видеть копну его роскошных волос. Иногда, очень редко, он начинал что-то рассказывать, но быстро прерывался, чувствуя, что я не понимаю, о чём он говорит.
Он родился в одном из беднейших кварталов Чиба, детство провёл в порту, там же научился готовить, ловить рыбу, плавать… и чинить и настраивать гитары. Я помню, как ещё в X он мог за считанные секунды не только перетянуть лопнувшую струну, но и переставить колки, подправить гриф и так далее и тому подобное… Единственное, с чем он никогда не связывался, было электричество…
Через две недели в палате появились две женщины – наши жёны. Они были такие же разные, как мы… но, кажется, успели стать хорошими подругами, пока неслись по коридору с целью выяснить, куда пропали их мужья. Пата молча встал, взял свою супругу за руку, вывел наружу, дав мне возможность объясниться со своей. С горем пополам я убедил её в необходимости задержаться в Японии…
В начале декабря как по расписанию пошёл снег. В этот день меня впервые выпустили погулять по территории. Он был со мной. Мы медленно шли по тропинке, молчали. Он сбежал с репетиции, и за спиной у него висела гитара. Они с гитарой, старенькой жёлтой Gibson, были неотделимы… Они были одним и тем же… Вдруг ко мне подошла какая-то девушка со сломанной рукой. Она попросила спеть, если могу. Я посмотрел на Пату, он кивнул.
Кто-то принёс из дому плохенький усилитель, мы забрались на летнюю эстраду. Он заиграл сначала Celebration, но вдруг остановился и предпочёл песню Йошики – Rusty nail. Я спел её. Потом Forever love, потом одну свою песню… А потом он заиграл мелодию, от которой у меня сжалось сердце, и воздух покинул лёгкие… Он не умел петь, но только повторял шёпотом слова, священные для любого, кто знает, что значит, любить…
- There's nothing you can do that can't be done.
Nothing you can sing that can't be sung.
Nothing you can say but you can learn how to play the game. It's easy.
Nothing you can make that can't be made.
No one you can save that can't be saved.
Nothing you can do but you can learn how to be you in time. It's easy.*
Я не мог даже запеть, и только смотрел на него во все глаза, стараясь дышать ровно, так, как рекомендовал доктор… Он играл не для пациентов, собравшихся вокруг эстрады. Он играл для меня. Он… признавался мне… в любви…
13го меня выписали. Как не странно, он приехал за мной. Потом мы поехали на могилу Хидэ. Там было столько народу, что мы побоялись выйти из машины. Издалека поздравив с Днём рождения любимого человека, он направил машину в сторону своего дома.
Его квартира, огромная, но очень уютная, располагалась на последнем этаже одного жилого небоскрёба и имела прямой выход на крышу. В гостиной можно было играть в гольф. Здесь стояла стерео система, имелось панорамное окно, утопленный в пол диван красивого насыщенного зелёного цвета… Мы сели на диван, не спеша выпили бутылку вина… Я молчал, он рассказывал какие-то забавные с его точки зрения истории, происходившие с ним и Хидэ в разные времена… Я слушал, чувствуя, как в сердце нарастает беспричинный ужас. Неожиданно для самого себя я осознал, чего лишился сидящий рядом со мной человек. Ведь он сам говорил, что ему жизненно необходимо чужое тепло… Он лишился его, а, значит, фактически, лишился жизни… Я протянул руку, коснулся его плеча. Он слабо улыбнулся, отставил бокал, лёг, опустив голову мне на колени. Он был одет в тёплый, но довольно короткий свитер с V-образным вырезом, джинсы и шерстяные носки. Его волосы постепенно облезали после оттеночного тоника, и я видел серебристые ниточки слишком ранней седины в его гриве. Он рассказывал, как они с Хидэ, приехав в Лос-Анжелес немедленно смылись из-под строгого присмотра Йошики и гуляли по городу почти целые сутки, пока не свалились от усталости в какой-то отельчик, где провели весьма буйную ночку… Я вспомнил те сутки перед началом съёмок Celebration и тихо рассмеялся. Их счастье, что они не видели бледного Тайджи, оббегавшего в поисках весь город… Хорошо, что теперь у нас есть мобильники… Постепенно он уснул… через какое-то время одинокая слезинка прокатилась по его щеке. Я смахнул её, поцеловал её солёный след, осторожно, чтобы не разбудить, откинулся на подушки и задремал…
Потом жена забрала меня домой, Dope HERDz уехали на гастроли. Я отпускал их с лёгким сердцем. Я знал, что он отпустил свою боль и сможет жить. А я буду помогать, чем смогу…
Мы встретились очень быстро. 31го декабря я шёл по Пекину, скучая по снегу, и вдруг услышал, как кто-то произнёс моё имя. Я поднял голову, и увидел их с Хисом, стоящих в десятке метров от меня. Из магазина, гружённый сосновыми ветками, вышел ИНА. Хис обнял его за талию, шепнул что-то в ухо. Микшер мягко улыбнулся, кивнул. Басист заулыбался, прошептал что-то на ухо Пате и, схватив ИНА за локоть, потащил его прочь.
Мы стояли, уставившись друг на друга, не смея пошевелиться. Было невыносимо холодно, а на нём был только тот самый свитер. Набравшись храбрости, я подошёл, несмело коснулся его руки. Он переплёл наши пальцы, и мы пошли вдоль набережной в одном ему известном направлении. Очень скоро мы оказались у хорошенького домика. Напрягши память, я вспомнил, что в Китае всегда мечтал жить ДАЙ. Пата нашёл под цветочном горшком ключи, открыл дверь. Домик словно специально предназначался для тех, кому некуда пойти в новогоднюю ночь. В комнатах было тщательно убрано, в холодильнике нашлась еда, а наверху – застеленная чистая постель. Пока Пата колдовал на кухне, я накрыл на стол, осмотрел домик. В одной комнате я нашёл записку, написанную корявым почерком гениального клавишника:
Ну, что ж, Бивары всегда были юмористами и стоили своего чокнутого лидера…
В комнату зашёл Пата, сказал, что всё готово и что он хочет вымыться, поскольку они прилетели больше суток назад и с тех пор даже не присели ни на секунду. Я кивнул. Через какое-то время в душе зашумела вода. Представив себе, как вода стекает по его совершенному телу, я вздрогнул. Чтобы отвлечься, я свернул из записки факел, спустился в гостиную, разжёг камин. Огонь весело заплясал по, словно специально приготовленным брёвнам. Я сел на пол, слабо улыбнулся. В детстве мы с Йошики часто сбегали с празднования Нового года, приходили к нему или, если было не очень холодно, жгли костёр на заднем дворе. Мы загадывали желания, гляди на огонь и свято верили, что они сбудутся… Что ж, одно, загаданное почти 20 лет назад, сбылось, мы стали самыми знаменитыми японцами в мире… А толку?
Примерно через полчала вернулся Пата. От горячего пара его шикарные волосы закрутились в меленькие кудряшки. Он был одет в мягкие спортивные брюки и широкую футболку с надписью Old School. Он подошёл, сел рядом, протянул меня низкий стакан виски со льдом. Я кивнул, глотнул виски, прислонился к его тёплому боку. Тело было влажным, тёплым… Под футболкой чувствовались сильные мышцы, кожа пахла хвойным гелем для душа, телом и теплом. Я закрыл глаза, прижался плотнее. Пата сел поудобнее, обнял меня одной рукой, спокойно вздохнул.
- Хорошо с тобой, - тихо сказал он, глядя на огонь.
- Что ты видишь, глядя в огонь? – спросил я. Он повёл плечом, задумался.
- Наверно, камин в доме Йошики. Перед ним лежала шкура, и мы часто лежали на ней, когда никто не видел…
Тихо вздохнув, я предложил перебраться за стол. Мы ели молча, обмениваясь взглядами и улыбками. Он успел включить музыку… как не странно, классическую. Сборник блюзов. Наверно, притащил с собой… Мне захотелось танцевать. Он сказал, что не умеет, но решил попробовать. Получилось коряво. Я наступил ему на ногу, он потерял равновесие и повис у меня на плечах… Я обнимал его за талию и, улыбаясь, смотрел в глаза. Он осторожно убрал волосы от моего лица, грустно улыбнулся, коснувшись сеточки ранних морщинок в уголках моих глаз, прикрыл глаза.
- Ты жалеешь о чём-то? – спросил я тихо.
- Нет… Меня приучили ни о чём и никогда не жалеть, - ответил он, зарылся пальцами в мои волосы. – Ты любишь меня?
Вместо ответа я прильнул губами к его губам, зажмурился, сдерживая слёзы…
Все было как в замедленной съёмке, как в слащавом любовном романе… Он потянул меня на диван, сел, раздвинув длинные сильные ноги… Мне редко раньше доводилось быть сверху, и я хотел сделать всё идеально… Я медленно долго ласкал его тело, такое тонкое, чувствительное, но очень сильное… Он задыхался от моих прикосновений, но не издавал ни звука. Наверно, Хидэ это взбесило бы, он любил «шумовое сопровождение»… А мне это нравилось, позволяло сосредоточиться, успокоиться немного… Он позволил себя раздеть, обнял меня за шею. В глазах блестело явное желание… и я не мог сопротивляться…
Перед рассветом я осторожно выбрался из его объятий, взял телефон, вышел на балкон, облокотился спиной на поручень, набрал до боли знакомы номер.
- Да? – тихий сонный голос.
- С Новым годом, Йошики, - тихо говорю я.
- Тоши! Где ты?
- Мы в Китае.
- Вы с женой?
- Нет… - я подошёл к двери, посмотрел на похрапывающего на диване гитариста. – Мы, я и Пата. Прощай.
Я должен был это сделать. Я должен был отпустить его. Чтобы жить дальше. Отпустить, как это сделал вчера Пата… и, знаете, в его глазах снова появилась жизнь…
Я медленно втянул воздух и вдруг ощутил тончайший, но вполне уловимый аромат. Развернувшись, я подошёл к перилам и увидел, что все улицы покрыты тоненьким слоем свежего, чистого снега…
****************
Эпилог:
Тишину нарушал скрип качелей и громкий смех. Молодой парень в распахнутом белом заячьем полушубке, совсем ещё ребёнок, раскачивался на больших цепных качелях, и белоснежные, вытравленные волосы хлестали его по щекам. Вдруг у качелей возник другой парень, полный, с ярко-малиновым ирокезом, одетый в изорванную косуху и очень старые, зато родные, американские, джинсы. Мальчик резко затормозил, спрыгнул с качелей, вытащил из снега початую бутылку виски, протянул подошедшему.
- Сегодня что, праздник? - спросил тот, взяв бутылку голой рукой и охотно, даже жадно сделал несколько внушительных глотков.
- Ага! – рассмеялся мальчик, отобрал бутылку, облизал горлышко, зажмурился от счастья. – М… Какие у тебя вкусные губы! Да! Сегодня один Дракончик стал совершеннолетним! Сегодня у меня День рождения! – он попрыгал вокруг качелей, потом подбежал к парню с ирокезом, обнял его за шею. – Ты чего такой грустный? Ты музыкант? Чего так холодно одет? Где играешь?
Парень улыбнулся, взял у мальчика бутылку, глотнул ещё виски, спокойно улыбнулся, вывернулся из объятий, поставил бутылку в снег.
- Моя группа называется Jude, - сказал он. – Меня зовут Пата.
- Отлично! – мальчик снова рассмеялся. – Я Хидэ! Saber Tiger!
- Хорошо… - Пата выбрался из сугроба, в котором стоял до того, на дорогу. – С днём рождения, Хидэ…
Он ушёл… и только ветер слышал, как он прошептал, глядя в землю «Надеюсь, мы ещё встретимся…»
Кто бы мог подумать.
Жанр: трагедия, love story.
Groupe: X-Japan, упоминаются Hide&Spread Beaver, Dope HERDz.
Рейтинг: R
Пэринг: Основной не скажу, упоминаются X-Japan во всех сложениях, ИНА/Хис.
Саммери: О тупой боли и беззаветной любви.
От автора: Я, конечно, крупно промазал с датой создания Dope HERDz, но...
Господи, кто бы знал, как я люблю трёх главных героев!
Кто бы мог подумать, что мы когда-нибудь будем вместе? Что ты уснешь на моих руках, в огромной ванне горячей воды, а я буду обнимать тебя, чтобы ты не утонул, целовать твои волосы и тихо таять от счастья... Кто бы мог подумать... Кто угодно, только не мы...
- Доброе утро... Тоже не спится?
Единственным источником света на кухне был синий цветок горящего газа да огонек его сигареты. Он сидел на подоконнике, прислонившись к стеклу, и курил. В кухне было тепло, даже жарко... но он явно замерз, поскольку был одет во фланелевую рубашку, джинсы и тапочки в виде лохматых гоблинских лап. Увидев их, я невольно улыбнулся: Хидэ оторвет ему голову, если узнает, что он их брал...
- Да, - я мягко улыбнулся, сел за стол. - Йошики развалился на половину постели, а я не могу, когда меня выпихивают из-под одеяла... А ты?
- Хису приснился кошмар, попросился к нам... а я не могу, когда меня с двух боков обнимают... - он улыбнулся, затушил окурок, громко сухо раскашлялся, потер виски.
Я поднялся, пересел к нему, хотел тронуть лоб, но он не дался, мягко уйдя от прикосновения, сполз с подоконника, поставил чайник.
- Я хорошо себя чувствую, Тоши, - сказал он. - Чай будешь?
Я повел плечом, тоже встал, включил свет. Пата зажмурился, замер так, словно освещение причиняло ему боль. Я подошел к нему. Кожа его была бледной, с яркими пятнами на щеках. На подобранных с боков небольшими заколками волосах плясал свет... Изловчившись, я все-таки коснулся его лба... и чуть не обжегся!
- Пата! У тебя же температура высоченная! Сядь! - я распахнул створки настенный шкафчик, где у Йошики стояли всякие травы, выгреб их все и рассеянно уставился на эту кучу. Вдруг две сильные руки деликатно сдвинули меня с места. Пата молча нашел ромашку в пакетиках, заварил ее в наши чашки, поставил их на стол, сел, запахнул рубашку, потер глаза.
- Да, Тоши, у меня температура. Позавчера Хис столкнул меня в Йошикин бассейн, я долго гонялся за ним и промерз, а потом пили с Хидэ холодные коктейли. Вот только не вздумай меня лечить, ок?
Я рассеянно кивнул, плюхнулся за стол. Он выпил немного чая, посмотрел в окно на светлеющий Токио. В красивом мы, все-таки, живем городе... Вот не так давно мы были в Америке, там гораздо хуже, далеко не так красиво, сухо, мало зелени... А у нас... Пата закрыл глаза, снова раскашлялся. Я не стал ждать, когда он снова начнет сопротивляться, быстрым движением стащил с холодильника градусник и сунул ему. Электронное табло показало, что температура тела гитариста составляла аж 38 градусов. Ужаснувшись, я схватил его за руку и потащил в комнату. Хидэ и Хис крепко спали, отвернувшись в разные стороны и заняв всю немаленькую кровать. Судорожно вздохнув, я заглянул в спальню хозяина дома (хотя, какой он к черту хозяин? мы жили здесь все вместе почти постоянно). Йошики дрых, развалившись поперек кровати, да еще и похрапывал. Судорожно втянув воздух, я потащил слабо сопротивляющегося гитариста в свою комнату. Здесь, в полной тишине и покое, я откинул сетку от комаров, толкнул Пату на кровать, велел снять джинсы и тапки и постараться как можно быстрее уснуть. Схватку нервов он проиграл еще до ее начала. Иногда он бывал вспыльчивым, хоть и никогда не терял голову... но мои нервы были куда крепче... Вздохнув, Пата подчинился. Чуть ли не впервые я видел, как он раздевается... правда, сейчас меня меньше всего интересовали его длинные стройные тренированные ноги, тонкая талия и сильная, поросшая короткой шерстью грудь. Куда больше меня волновало, что он болен уже не первый день, прекрасно осведомлен о своем состоянии и не собирается лечиться. Пока Пата устраивался в постели, а я бегал за оставленным на кухне чаем, в моей голове созрело сразу несколько планов убийства его непутевого любовничка и их "домашнего любимца"... Вообще, надо сказать, нас связывают более чем странные отношения. Нас всех. К примеру, с детства Йошики не безосновательно считает меня своей женой, у нас есть двое общих детей - Тайджи и Хидэ - и общий папочка - Пата. При этом Тайджи младший брат Паты и дядя Хидэ... К тому же, Хидэ - как он сам себя называет, "незаконная жена" Паты... и у них есть... хм... не то ребенок не то собачка - Хис... Во всяком случае, ошейник басист снимает только перед сном и на людях... хотя, последнее - не всегда... Так что, в наших взаимоотношениях, как говорится, черт голову сломит...
Продумав в деталях тонкости посадки на кол Хидэ и умерщвления при помощи китайской бамбуковой казни Хиса, я вошел в комнату... и обнаружил, что мой пациент крепко спит, закутавшись в мое одеяло... Он выглядел так мило и немного напоминал маленького сумчатого ленивца коалу... Теперь я знал, откуда Хидэ взял это определение - коала с гитарой... Но умиляться у меня не было времени. Подойдя к гитаристу, я коснулся его лица - Пата застонал, словно от боли... хотя, это было и не удивительно: пока я бегал, температура подросла еще и теперь, наверно, добралась до отметки в 39 градусов, если не больше. Врач в моей душе взбунтовался. Я нашел в холодильнике малиновый джем, а в аптечке - парацитомол, влетел в комнату. На шум, поднятый мной, из спальни вылез Йошики, спросил, что происходит, я сказал, что Пата заболел. Всполошившись, лидер бросился было будить Хидэ и Хиса, но я остановил его и попросил не трогать их, пока сами не проснутся. Покивав, барабанщик скрылся за дверью, смерив меня предварительно очень подозрительным взглядом. Они все спали между собой, а вот мы, я и Пата, держались только своих пассий - Йошики и Хидэ соответственно. Наверно, великий лидер решил, что я захотел-таки соблазнить нашу неприкосновенную "коалу с гитарой". Естественно, тогда таких мыслей у меня не было...
К утру мне, наконец, удалось сбить температуру, и Пата уснул. Без сил свалившись на кровать, я посмотрел на моего пациента. Длинные кудрявые волосы разметались по постели, широкое лицо словно осунулось, под глазами очертились глубокие синяки. Но впервые в жизни я заметил, до чего он красивый... Нежная, ровная кожа, красивый изгиб сильной шеи... и я уже молчу про волосы, руки, фигуру... Последнее время я начал постепенно толстеть, не смотря на постоянные тренировки и диету, и я немного завидовал ему и Хису, которым ничего не стоило сохранять форму, поглощая кучу сладостей и пива... Последней мыслью, мелькнувшей в моей голове была: "Ты чертовски красив, Ишизука..."
Я проснулся от чувства, что на меня кто-то смотрит. Открыв глаза, я увидел, что рядом сидит Хидэ. Сонно улыбнувшись, я сел, спросил, который час. Наш гитарист ответил, что сейчас восемь утра и что все еще спят. Я посмотрел на Пату, тот спал, свернувшись калачиком, натянув одеяло до самых ушей. Хидэ забрался на кровать с ногами, поцеловал любовника в лоб, скривился.
- У него температура? - спросил гитарист, перебирая его волосы.
Я кивнул, сполз с кровати, поставил чайник, принес с кухни градусник. Хидэ успел разбудить Пату и теперь мягко нежно целовал его. Пата сонно, словно немного неохотно, отвечал, тихонечко мурлыкая. Мне стало немного не по себе... интересно, почему? Заметив меня, Хидэ улыбнулся, приналег на любовника, куснул его в шею, Пата застонал. Затем он отстранился, спрыгнул с постели, нежно поцеловал меня и, объявив, что пойдет будить Йошики, скрылся. Представив, каким будет это пробуждение, я перебрал плечами, сел на кровать.
- Хидэ - вампиреныш, питающийся чужой сексуальной энергией... - прошелестел Пата, потер укушенную шею, потянулся ко мне. Я дал ему градусник, взял за руку, он чуть сжал мои пальцы, вздохнул.
- Я поставил чайник, сейчас приготовлю тебе малиновый чай, должно помочь. А пока...
- Тоши... - он с явным трудом потянул меня на себя, - не уходи пока, пожалуйста...
- Хорошо... - я лег рядом, Пата прижал мою руку к себе, так, чтобы я слышал его сердце и снова задремал.
Из комнаты Йошики, которая находилась напротив, начали доноситься отрывистые стоны и поскрипывание дорого матраса на пружинах: нашего лидера безумно возбуждал этот звук. Значит, Хидэ добудился Йошики... Ну, что ж, вампиреныш, значит, да? Прикрыв глаза, я коснулся губами руки Паты, осторожно высвободился и пошел заваривать чай.
На кухне сидел Хис. Необъяснимый приступ нежности заставил меня крепко обнять хрупкого басиста, но что он ответил испуганным взглядом, но, увидев, что это я, расслабился.
- Я испугался, что это Йошики или Хидэ... - хихикнул он. - Доброе утро...
- Привет... - я мягко поцеловал его в макушку. - Почему испугался?
Хис пожал плечами, посмотрел на закипающий чайник. Он был самым маленьким из нас, самым трогательным, самым милым... Но я относился к нему исключительно как к другу, как к младшему товарищу... Йошики использовал его как сексуальную игрушку на случай экстренного снятия напряжения или во время групповых игр... Единственным, кто его, наверно, хоть сколько-то любил, был, пожалуй, Хидэ.
Чайник закипел. Я заварил чай, сел рядом с басистом, тихо вздохнул. Хис прислонился ко мне, опустил голову на плечо.
- Пате плохо, - сказал я тихо. - Из-за тебя, он простудился после падения в бассейн...
Хис кивнул, зарылся носом в мои волосы. Дыхание у него было теплое, медлительное, глубокое... Я даже начал засыпать, но тут же вспомнил про чай, мягко высвободился из обнимающих меня рук, наполнил чашку Паты и, прихватив с собой пачку парацитомола, вернулся в свою спальню. Гитарист проснулся и теперь лежал на боку и смотрел перед собой. Я поставил чашку на прикроватный столик, взял градусник, правда, экранчик успел уже погаснуть...
- 38,32, - тихо сказал Пата. - Почему Йошики не заведет кошку? Мне не было бы так скучно...
Втянув воздух, я помог ему сесть, впихнул таблетку, дал запить чаем, нежно обнял, не давая лечь, пока лекарство пройдет. Пата прислонился, прикрыл глаза. Очевидно, ему было очень плохо. Но одновременно с этим я чувствовал тепло и запах его тела, мягкость волос, глубину дыхания, тяжелое сердцебиение... И почему я раньше никогда не замечал, какой он красивый, сильный и хрупкий, мягкий и легкий... интересно, а, сколько он весит? Килограмм 50, не больше ведь... значит, в случае чего, смогу поднять... Я осторожно провел по его спине, вдоль позвоночника, он застонал, зажмурившись, задышал чаще, поверхностнее... такой реакции я не ожидал... Что ж, запомним, что спина у гитариста очень чувствительная...
Приоткрыв глаза, Пата попросил еще чая. Таблетка начала действовать, и ему стало легче. Допив чай, он снова лег, свернулся калачиком. В соседней комнате все стихло, дверь открылась, Хидэ и Йошики, судя по звукам, удалились в душ. Я мысленно пожалел Хиса, которому никак не светило сегодня спокойно помыться и побриться... Неожиданно сильная рука коснулась моих пальцев. Я посмотрел на Пату, он смотрел пустыми глазами на меня, бездумно поглаживая по руке, словно котенка... Я тихо вздохнул, снова прилег, гитарист нерешительно обнял мою руку и закрыл глаза... И вдруг до меня дошло что-то неожиданное, страшное...
- Ты... эмпат... - произнес я медленно. - Энергозависимый человек...
- Нет... мне нужна не энергия, а тепло... - ответил он еще тише, чем я.
Потом он задремал. Через какое-то время в комнату заглянул Хидэ, спросил, как Пата себя чувствует, забрался на постель, полежал немного с нами, не по-мацумотовски тихо, потом сказал, что поедет в магазин, спросил, каких лекарств купить, я попросил купить еще парацитомола, витамины и физрасствор на самый крайний случай. Кивнув, розоволосое чудо кивнуло и ушло. Без грима Хидэ был очень похож на инопланетянина... На маленького, хорошенького инопланетяшку с пушистыми волосами и нереально красивыми волосами...
Постепенно я задремал.
Я спал довольно долго и крепко и проснулся от ласкового прикосновения к волосам. Открыв глаза, я увидел, что Пата переместился так, чтобы я лежал у него на руках и перебирал мои волосы. Заметив, что я проснулся, он пояснил, что пока я спал, Хидэ вернулся из магазина и поставил ему капельницу с физрасствором. Я дотянулся до градусника, включил его, прислонил к ушной раковине гитариста, на экранчике высветилось "37,93". Вздохнув, я посмотрел на часы, потер глаза.
- Два часа дня... Не удивительно, что я такой голодный... пойду поем, ладно? Принести тебе чего-нибудь?
Пата повел плечом.
- Мне, наверно, нужно много пить, - прошелестел он, - поэтому будет лучше, если ты нальешь мне чаю...
- Хорошо, - я поднялся, коротко чмокнул Пату в лоб и отправился на кухню.
На кухне сидел Йошики. При виде лидера у меня екнуло сердце. Быстро подойдя к нему, я обнял его за шею, зарылся носом в волосы. Йошики обнял меня в ответ, нежно поцеловал в губы. Я нежно ответил на поцелуй, прикрыл глаза. Йошики мягко отстранился, посмотрел мне в лицо.
- Как там Пата? - спросил он.
- Лучше... Зачем Хидэ ставил ему капельницу? Хотел сбить температуру? Но в этом не было необходимости...
- Ты переживаешь так, словно он твой любовник, - фыркнул лидер, продолжая рассматривать мое лицо. - Скажи честно, он тебе нравится?
Внутренне я сжался, но ответил:
- Ты ударишь меня, если я скажу, что нравится... Он безумно красивый, умный, такой...
- Странный? - уточнил Йошики, сжав мой подбородок. - И что красивого ты в нем увидел?... - голос Йошики стал опасно ласковым, гипнотизирующим... Я замер, а он продолжал, постепенно стаскивая меня с диванчика: - У меня не железные нервы, Тоши... Мне надоело твое невнимание... ты постоянно заставляешь меня ревновать... А теперь... а теперь ты спутался с ним... И...
Я потерял равновесие и свалился на пол. Йошики медленно поднялся, наклонился ко мне и собирался уже отвесить пощечину, как в кухне появился Хидэ. Мгновенно оценив ситуацию, гитарист схватил лидера за руку и дернул в сторону. Йошики не удержал равновесие и грохнулся на диванчик.
- Ты эгоист и придурок, Хаящи! - завопил он. - Ты хоть представляешь, какие страдания ты доставлял всю жизнь Тоши? Ты всю жизнь спишь со всеми, кто тебе мало-мальски нравится! Джун, Рой, Тайджи... ты даже умудрился совратить Рюичи! И я уже молчу обо мне и Хисе! А Тоши... - Хидэ быстро облизал пересохшие губы, помог мне подняться на ноги, - а Тоши всю жизнь ходил за тобой покорной овечкой! Он любил тебя! Неужели, даже, если то, что ты говоришь, правда, он не имел право увлечься другим человеком? Хотя бы потому, что ты не обращаешь на него никакого внимания последнее время!
Закончив триаду, он дрожащими руками налил в чашку Паты чая, схватил меня за руку и потащил в спальню. В комнате он толкнул меня на кровать, сунул чашку чая Пате, плюхнулся в кресло. Его колотило от ярости. Пата отставил кружку, выбрался из-под одеяла, чуть покачиваясь, подошел к любовнику, опустился перед ним на колени, взял за руки... Мне захотелось плакать. Неожиданно до меня торжественно дошло, что никто и никогда не любил меня так, как он любил нашего маленького сумасшедшего... Хидэ зажмурился, вцепился в свои волосы, тихо захныкал. Пата протянул руку, коснулся его лица. Хидэ поднял голову, потер глаза, посмотрел сначала на меня, потом на Пату, вздохнул, тихо спросил:
- Тоши, тебе правда нравится Пата?
Я повел плечом, задумался. Хидэ не торопил меня, он сидел, длинными медленными движениями расчесывая волосы Паты, опустившего на его колени голову. Наверно, я завидовал им... Они познакомились в 87м году и сразу же стали лучшими друзьями... Очень скоро все начали чувствовать сверхпритяжение между ними. Каждый отреагировал на это по-своему: Тайджи чуть не лопнул от ревности и ушел из группы, Йошики относился к ним с улыбкой, наивно полагая, что Хидэ любит его... Хис, которого привел Пата, покипел немного, а потом смирился со своим положением... Ну, а я... я сразу понял их отношения...
Они были красивой гармоничной парой, стабилизирующей друг друга... Пата, тихий, спокойный, бесстрашный, единственный способный сказать Йошики свое веское "нет". К нему прислушивались, он заменял нам продюсера и ассистента режиссера, он знал нас и всю нашу подноготную... он знал, что я не могу выступать голодным, а Йошики нужны несколько бутылок воды за стойкой, он помнил, кто какие сигареты курит и в каком количестве... Наверно, без него мы никогда не стали бы величайшей в мире японской рок-группой...
Хидэ обладал взрывным характером, любил шутить и разыгрывать, он не знал меры ни в чем... и только Пата мог вовремя его остановить, дабы он не упился до смерти или не грохнулся в обморок на сцене... Они любили друг друга до беспамятства...
- Хидэ... - прошелестел я, глядя в пол. - Да... мне нравится Пата... Но я не хочу разбивать ваш прекрасный дует! Я люблю вас! Вас двоих, вас...
- Тоши... - Хидэ мягко улыбнулся, посмотрел на Пату, наклонился, поцеловал его в лоб. - Горячий... иди в постель, померяй температуру и поспи еще... Кстати, Пата, а тебе Тоши нравится?
Пата поднял голову, посмотрел на любовника мутным взглядом, поднялся. Я тут же подскочил, подал ему руку, отвел в постель. Забравшись под одеяло и допив чай, он посмотрел на меня, потом на Хидэ.
- Как я могу тебя бросить? - прошептал он.
- Я не прошу меня бросать, - ответил гитарист, пересел на кровать, взял Пату за руку. - Если он тебе действительно нравится, и ты действительно хочешь его, я не буду против. Я не Йошики, не держу того, кого люблю на таком коротком поводке, понимаешь?
Пата кивнул, посмотрел на меня взглядом, под которым я почувствовал себя крайне беспомощным. Хидэ протянул руку, поймал мое запястье, поднес мою руку к руке Паты, наши пальцы соприкоснулись и через мгновение переплелись. Пата крепко зажмурился, отпрянул, раскашлялся... от переживаний и температуры ему стало плохо с сердцем. Я хотел сбегать за лекарством, но Хидэ остановил меня, пошел сам, чтобы я больше не сталкивался с Йошики. Прокашлявшись, Пата повернулся лицом ко мне, взял за руки.
- Это правда... ты мне нравишься... - прошелестел он, закрыв глаза.
Точка. Мое сердце перестало биться на секунду, тело одеревенело... Эта ходячая любовь, этот недосягаемый титан... он... я нравлюсь ему... Фантастика!
- Тоши! - окликнул меня Хидэ. - Ты есть хочешь?
Я поднялся, открыл дверь, взял у гитариста капли и стакан воды, отнес их Пате. Хидэ остался стоять в дверях, дожидаясь ответа.
- Да, я голоден. И Пата, я думаю, тоже...
Хидэ кивнул и скрылся. Я собирался сказать, что схожу за едой сам, но мне не дали открыть рта. Выпив лекарство, Пата сел, откинул от лица волосы, посмотрел на задернутые шторы. За ними на подоконнике стояли несколько фикусов. За окном открывался вид на Токио... Я сел рядом, потянулся к гитаристу. Я сам не знал, чего я хочу... коснуться ли его, чтобы узнать температуру или снова ощутить его сильную ауру... Честно говоря, после разговора с Йошики во мне что-то сломалось, захотелось изменить ему, доставить удовольствие кому-то кроме него...
Дверь скрипнула, в комнату с подносом с двумя чашками с хлопьями и большой чашкой молока вошел Хидэ. Он зачесал волосы назад, под растоманскую шапочку и стал еще больше напоминать инопланетянина. Благодарно кивнув, я взял поднос, вернулся на место. Хидэ сел рядом со мной, тихо вздохнул.
- Ты сам-то ел? - спросил Пата.
Хидэ кивнул, прилег любовнику на живот, закрыл глаза. Очевидно, на него напала молчаливая ипохондрия... интересно, из-за чего? Пату, очевидно, тоже заинтересовал этот вопрос, поскольку он отставил свой завтрак, стащил с гитариста его шапочку, зарылся пальцами в густые темно-розовые волосы и тихо спросил:
- Киеши звонил? - кивок. - Он не приедет на концерт? - кивок. - Я смогу его заменить? - Хидэ пожал плечами, поднялся, обнял его, коснулся губами подбородка. Пата наклонил голову, нежно поцеловал тонкие чувствительные губы... Я отвернулся, уткнулся в свою тарелку. Я не ревновал. Просто я не любил мешать чужому счастью... Вдруг две пары сильных длинных рук схватили меня за плечи и уронили на постель. Поцелуй вернул Хидэ игривое настроение, и теперь они вдвоем прижимали меня к кровати. Не знаю, как я не выронил чашку при виде двух голодных взглядов.
- Красивый? - спросил Хидэ.
- Очень! - ответил Пата. - Позволишь?
- Конечно...
Моих губ коснулись мягкие пухлые губы Паты... и я немедленно ответил на поцелуй... Его губы пахли молоком и сердечными каплями, лицо было горячим, а глаза - больными и грустными... Второй молодой человек убрал из моих рук чашку с хлопьями, довольно тяжелое костлявое тело уселось мне на бедра, крепкие пальцы впились в плечи. Едва страстный поцелуй отпустил меня, я тихо спросил, не узнавая своего голоса:
- Зачем вам я?
Хидэ невразумительно замычал, поцеловал меня в кончик носа, потом - в лоб, посмотрел на Пату. Я не удивился бы, если узнал бы, что они обмениваются в этот момент мыслями... Поведя тонкой бровью, тем временем, Хидэ вернулся к изучению моего тела. Пата лег и, обняв подушку, взгромоздив на нее подбородок, стал наблюдать...
Я никогда не был против секса с кем-то из них... тем более, с обоими: я действительно обожал их восхитительную пару... но...
- Хидэ... - простонал я, почувствовав, как гитарист присосался к моей шеи, оставляя шикарный засос. - Можно спросить?
- Спрашивай! - он поднял голову и, оперевшись на руки, тяжело дыша уставился на меня.
- Ты хочешь досадить Йошики?
Хидэ звонко рассмеялся, потом посмотрел на смущенно улыбающегося Пату, затем - на меня и сказал глубоким мурлыкающим голосом:
- Прежде всего, я хочу тебя...
Ну, как я мог отказать?
Пата внимательно наблюдал за нами все время, периодически громко втягивая воздух и мурлыча, словно кот... Хидэ, действительно очень стеснительный, загнанный некогда в комплексы ребенок, раскрывался передо мной с новой стороны постепенно, словно таинственный экзотический цветок... он целовал меня, медленно раздевал, стаскивал с себя одежду, инстинктивно прикрываясь, словно девушка, чуть горбя спину... но под спокойным взглядом Паты постепенно смелел, не позволяя мне, однако, коснуться его... Я лежал, вцепившись в простыню, не отводя от него взгляда... Последним, о ком я мог сейчас думать, был Йошики…
Хидэ прикурил две сигареты, одну отдал мне, другой глубоко затянулся сам, прикрыл глаза. Я затянулся, вздохнул. Моя постель была разгромлена. Пата крепко спал: от возбуждения у него опять подскочила температура… Счастье, что Йошики и Хиса не было дома, и мы могли спокойно посидеть на кухне. Хидэ встал, взял бутылку виски, плеснул в свою чашку с остатками утреннего кофе, выпил одним глотком, снова сел напротив меня. Он снова зачесал растрепавшиеся волосы в гладкую причёску и надел свою дурацкую растоманскую шапочку. Он сидел на самом краешке стула, отчаянно опираясь на ноги, и я чувствовал свою вину в этом… Хотя, обвинять меня никто и не думал…
- Зачем? – тихо спросил я.
- Мне это было важно, - ответил Хидэ, глядя в окно. – Скажи ещё раз, на трезвую голову, тебе нравится Пата?
- Да. Мне он нравится.
Гитарист медленно кивнул, заглянул в свою чашку, бросил в неё окурок, тронул листик торчащего на подоконнике бромеливаего алоэ.
- Я должен был это сделать, - произнёс, рассматривая кактус. – Понимаешь… - на меня упал тяжёлый взгляд огромных инопланетянских глаз, - Пата… он на самом деле очень слабый человек… У одного американского писателя есть повесть, в которой собака умирает на могиле своего хозяина… Я не хочу, чтобы это повторилось в жизни… Я хочу, чтобы… Тоши… Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы кто-то позаботился о нём… Кто-то, такой сильный и настоящий, как ты…
Меня передёрнуло. Внутри всё сжалось. Хидэ никогда и никому не только не давал своих игрушек, но и не позволял даже дышать на них… Хис вряд ли отделался бы лёгким испугом, если бы гитарист увидел его в моих объятиях сегодня утром… А тут… Даже странно… и страшно…
- Ты говоришь так, словно с моста прыгать собрался, - попытался отшутиться я. Хидэ чуть прикусил губу, отвёл глаза.
- Кто знает, что случится завтра с сумасшедшим пропойцей, разрывающимся между тремя группами? – грустно усмехнувшись, спросил он и, поднявшись, полез в холодильник… за пивом…
****************
Удивительно, но он не плакал… Он плакал на последнем концерте Тайджи, на Last Live, даже не пытаясь держать себя в руках… А здесь… Он стоял в остолбенении, уставившись в одну точку пустыми больными глазами. Я видел, как за одни сутки подёрнулись серебристой паутинкой его роскошные, убранные сейчас в хвост, волосы, как обескровились полные губы, как навеки обесцветились его глаза… И как стал бесцветным и пустым окружающий мир для него…
После официальной части прощания и пресс-конференции народ стал медленно рассасываться… Началась подготовка к похоронам…
Зайдя за импровизированную сцену, я стал свидетелем сцены, которая до сих пор стоит у меня перед глазами… Сцены, после которой я усомнился в правоте слов Хидэ… и убедился в них всецело…
- В Храме был весь город, - жёстко сказал Пата, когда Йошики проходил мимо него, - кроме семерых самых близких его людей – Биваров и Хироши. Почему?
Хаящи замер, медленно развернулся к нему, стащил очки.
- Я распорядился ни под каким предлогом их не пускать.
- Почему?
- Не важно… У них завтра концерт, пусть репетируют…
Йошики сделал странный акцент на слове «репетируют»… и Пата ударил его. Отвесил тяжёлую звонкую пощёчину, от которой лидер потерял равновесие и налетел на гримёрный столик. Зеркало, в которое он врезался острым локтем, разбилось вдребезги.
Пата ушёл, на ходу скинув галстук и резинку для волос… В следующий раз я увидел его очень не скоро…
Он был с Биварами до последнего. Они отыграли два последних концерта, выпустили Ja, zoo. Они работали в память о Хидэ и во славу его… А, расставшись, сохранили каждый, кто как умел, огонь его души… Я тихо завидовал им… и продолжал любить этот неразделимый тандем – Хидэ и Пату…
****************
А потом я потерял его… Мы уехали в Бангкок, я записал сольный альбом… Потом у приятеля Йошики стряслась беда – умер их барабанщик… Но, так или иначе, 4го ноября 1999 года я стоял в коридоре студии Dope HEADz с коробочкой пирожных и дорогущим подарком в руках и ждал, когда горе-лидер горе-трио соизволит явиться на работу. Ведь он всегда работал в свой День рождения… Всегда…
- Тоши! – догнал меня недоуменный, сдержано радостный голос Хиса. Я оглянулся, басист просиял, сбагрил идущему рядом коренастому молодому мужчине коробку с легкомысленным бантиком и, подбежав, повис у меня на шее. – Тоши! Как я раз тебя видеть! Как давно я никого не видел!!
Свободной рукой я чуть обнял басиста за талию… и заметил испепеляющий ревностный взгляд парня. У него были короткие чёрные волосы, тщательно выбритые виски, узорные полосы над ушами. Красивые глаза метали молнии из-под чуть затемненных очков… У него были красивые сильные руки, мощное спортивное тело… И я, определённо видел его раньше.
- Хироши! Казу! – в коридор влетел лохматый долговязый парень, разве что не подпирающий головой потолок. - Я же просил подождать меня!!
Казу? Ну, конечно! Инада Казу, он же ИНА, ди-джей Биваров. Неужели, Хис с ним? Ну, парень тебе явно не повезло…
- Джойа… Зачем так орать? – ИНА вздохнул, подошёл. – Здравствуй, Тоши.
- Привет! – я улыбнулся.
И тут пришёл он… Я замер, увидев его… Он так осунулся, постарел, что даже был непохож на себя. Он молча прошёл мимо нас, отпер дверь, зашёл внутрь.
- И давно он так? – тихо спросил я. Хис кивнул.
- Он говорит только со мной и Макото, - ответил он. – А улыбается только Кокотсу, это его кошка…
- Может, сделает для меня исключение?
Хис повёл плечом, взглядом предложил согруппникам спуститься вниз и подождать. Я зашёл в комнату. Пата стоял спиной к входу, перебирал ноты. Плечи, обтянутые тонкой чёрной рубашкой, были опущены, густые волосы распущены… Поставив подарок на столик, я протянул руку, коснулся его плеча. Он вздрогнул, выпрямился, откинул движением головы волосы, медленно оглянулся… И я, не сдержавшись, сгрёб его в объятия, прижался, зажмурился. Передо мной стояло моё прошлое, моя любовь, символ моей разбитой мечты… Он не пошевельнулся, только чуть придержал горячими ладонями мои плечи.
- Спасибо, что пришёл, - сказал он тихо, - я боялся, что меня все забыли…
- Я купил в Гонконге очень редкую вещь, думаю, тебе понравится…
- Хорошо, - он отступил. – Это всё?
- Нет… Пата… - я прикусил губу. – Я пробуду в Токио совсем немного, поэтому я хочу попросить тебя о встрече сегодня вечером. Мы можем пойти в ресторан или в гости… к тебе… Выпьем, поболтаем… как в старые добрые времена…
- Старых добрых времён не будет больше никогда. Ладно, но мы пойдём туда, куда я скажу.
Я закивал.
Он назначил встречу на пирсе, в летнем кафе. Ничего удивительно, учитывая нашу с ним типологию стихий: он – небо, я – море… У нас у всех были интерпретации, придуманные нами самими… И Хидэ был ветром, а Йошики – сражением, Тайджи – тайфуном, а Хис – полем… Небо и ветер, неотделимые, вечные… Они были, есть и будут…
Выходя со студии, я почувствовал сильный порыв ветра, и мне почему-то очень захотелось, как в далекой юности, закричать «Хидэ! Доброе утро, алкаш! Как прошла ночь? Что новенького, старик?»… и по щеке пробежала одинокая слезинка. Господи, неужели ему стоило покинуть нас навеки, чтобы я понял, как сильно его любил?
Бокал воды, бокал красного вина, чашечка горячего чёрного кофе, жареная рыба, рис с омлетом. Блестящая рубашка, кожаные брюки. Волосы подобраны с двух сторон заколочками, правда, это мало, что меняет… Глаза пустые, губы – бледные. С Днём рождения, Пата…
- Ты опоздал, - припечатал он. – У меня мало времени. Джойа пригласил меня в клуб сегодня.
Джойа… По сердцу полоснуло ножом. Ты с ним? Скажи! Ты любишь его? Кто он тебе? Я хочу знать! Потому что он ребёнок, потому что Хидэ завещал мне позаботиться о тебе, потому что, чёрт возьми, я люблю тебя!
И тут он сделал то, чего я никак не ожидал. Допив одним глотком вино, он поставил чашечку кофе на край тарелки и, взяв её в одну руку, а палочки – в другую, встал, вышел из кафе, дошёл до конца пирса, разулся, опустился на ледяной бетон. Я догнал его, сел рядом. Там в кафе был не тот Пата, которого я помнил. Там остался призрак настоящего, больного сознания, странной американской музыки, разбитого сердца… Здесь, поджав одну ногу, молча уплетая омлет, сидел тот самый Томоаки Ишизука, которого я увидел когда-то на одном опен-эйре больше десяти лет назад, тот безумный в своём непрошибаемом спокойствии гитарист, красивый, любящий, потрясающе тонкий человек с очень ранимой душой… За год он постарел лет на десять… Но это был он… Он настоящий!
Он съел рыбу, размял остатки омлета и осторожно скинул его в море. Тут же у его ног появилась стая рыбок. Очевидно, они были прикормлены и хорошо знали, что здесь есть, чем поживиться… Я тихо тяжело вздохнул. Он отставил тарелку, выпил кофе, поёжился, заметив, что забыл куртку в кафе.
- Я знаю, о чём вы говорили с Хидэ тогда, - сказал он тихо, глядя на рыбок, плещущихся у ног. – Он сказал, чтобы ты позаботился обо мне, правда?
Я вздрогнул. Он не мог знать этого… Но знал… Откуда?
- Я хорошо знаю Хидэ, - словно прочитав мои мысли, продолжил он. – Ты не поверишь, но он любил меня... – он прикусил губу, снял заколочки, и волосы, скользнув по плечам, закрыли его лицо.
- Да, это так… - выдохнул я и быстро добавил: - Но, если ты нашёл лучший вариант, я не буду настаивать. Если ты и Джойа…
Пата тихо рассмеялся, поднял голову, посмотрел на меня взглядом, от которого мне стало плохо.
- Джойа? Маленький глупый ребёнок, фанат… Хидэ всегда повторял: делай, что хочешь, но никогда, ни при каких обстоятельствах, не предавай фанатов. Он любит меня и безумно прётся от своей возможности быть рядом со своими «божками» - Хисом, ИНА и мной…
- Значит, вы…
Пата поднялся на ноги, поднял за шнурки узкие туфли с довольно высоким каблуком, развернулся, молча пошёл к кафе. Я вскочил, хотел окликнуть его, но не успел…
Я не слышал выстрела. Наверно, стреляли с глушителем… или я оглох на мгновение от шока… Острая огненная боль прорезала левую половину груди. Я не пытался поймать утерянное равновесие. От боли у меня потемнело в глазах и я рухнул в воду. Ледяная вода удесятерила боль… и я лишился чувств… Где-то на задворках сознания я, правда слышал всплеск, чувствовал, как сильные руки схватили меня за пояс… Но не более того…
****************
Как бы банально не звучали слова о том, что сознание возвращалось волнами, но это было именно так: Сначала постепенно, словно нанесённое приливом, включилось осязание, я ощутил себя на жёсткой постели больницы, почувствовал, как пересохли губы, как тяжко бьётся сердце и с каким трудом даётся каждый вздох… Затем включился вдруг сразу, как ударом волны о буёк, слух, и я различил негромкий голос врача, что-то объясняющий кому-то, звук скребущейся в окно ветки ясеня… я не знал, почему я так решил, но в последствии это действительно оказался ясень… И, наконец, отливным шорохом тело сообщило, что вполне готово открыть глаза… Что я и сделал…
- О, очнулся! – донеслось сбоку.
Голос Паты был злым, обеспокоенным и грустным одновременно. Я поднял голову, насколько позволяла вставленная в горло трубка, посмотрел на него. Если в Тот день у него обесцветились глаза, то теперь он стал и вовсе чёрно-белым… с лёгкой синевой под ввалившимися от бессонной ночи глазами… На него было страшно смотреть… Но, так или иначе, он был рад моему возвращению…
- Тебе очень повезло, Дэяма, - произнёс он, постепенно словно оттаивая. – Во-первых, пуля только чиркнула тебе по лёгкому, не задев сердца. Во-вторых, я не успел уйти. И, в-третьих, полиция быстро схватила этих ублюдков. Шпана… а как стреляет…
На последних словах он сорвался. Развернувшись, он взял меня за руку, поднёс её к своим губам, но, не рискнув поцеловать, прижал к щеке. Я не мог даже улыбнуться такой нежности. С того дня прошло больше года, теперь мы махнулись ролями… Теперь он будет выхаживать меня, как мы с Хидэ когда-то выхаживали его… И я, кажется, всё-таки умудрился застрять в Токио…
Пуля пробила мне левое лёгкое, прошла насквозь. Я поправлялся очень медленно, но он постоянно был рядом. Конечно, он ездил на репетиции, выступал… но вечером перед сном обязательно заходил ко мне… Когда они вынули, наконец, из моего горла эту жуткую трубку, мы стали разговаривать. Переговариваться, если быть точнее… Он не любил сидеть на стуле, обычно он опускался на пол, прислонившись спиной к кровати, так, чтобы я мог видеть копну его роскошных волос. Иногда, очень редко, он начинал что-то рассказывать, но быстро прерывался, чувствуя, что я не понимаю, о чём он говорит.
Он родился в одном из беднейших кварталов Чиба, детство провёл в порту, там же научился готовить, ловить рыбу, плавать… и чинить и настраивать гитары. Я помню, как ещё в X он мог за считанные секунды не только перетянуть лопнувшую струну, но и переставить колки, подправить гриф и так далее и тому подобное… Единственное, с чем он никогда не связывался, было электричество…
Через две недели в палате появились две женщины – наши жёны. Они были такие же разные, как мы… но, кажется, успели стать хорошими подругами, пока неслись по коридору с целью выяснить, куда пропали их мужья. Пата молча встал, взял свою супругу за руку, вывел наружу, дав мне возможность объясниться со своей. С горем пополам я убедил её в необходимости задержаться в Японии…
В начале декабря как по расписанию пошёл снег. В этот день меня впервые выпустили погулять по территории. Он был со мной. Мы медленно шли по тропинке, молчали. Он сбежал с репетиции, и за спиной у него висела гитара. Они с гитарой, старенькой жёлтой Gibson, были неотделимы… Они были одним и тем же… Вдруг ко мне подошла какая-то девушка со сломанной рукой. Она попросила спеть, если могу. Я посмотрел на Пату, он кивнул.
Кто-то принёс из дому плохенький усилитель, мы забрались на летнюю эстраду. Он заиграл сначала Celebration, но вдруг остановился и предпочёл песню Йошики – Rusty nail. Я спел её. Потом Forever love, потом одну свою песню… А потом он заиграл мелодию, от которой у меня сжалось сердце, и воздух покинул лёгкие… Он не умел петь, но только повторял шёпотом слова, священные для любого, кто знает, что значит, любить…
- There's nothing you can do that can't be done.
Nothing you can sing that can't be sung.
Nothing you can say but you can learn how to play the game. It's easy.
Nothing you can make that can't be made.
No one you can save that can't be saved.
Nothing you can do but you can learn how to be you in time. It's easy.*
Я не мог даже запеть, и только смотрел на него во все глаза, стараясь дышать ровно, так, как рекомендовал доктор… Он играл не для пациентов, собравшихся вокруг эстрады. Он играл для меня. Он… признавался мне… в любви…
13го меня выписали. Как не странно, он приехал за мной. Потом мы поехали на могилу Хидэ. Там было столько народу, что мы побоялись выйти из машины. Издалека поздравив с Днём рождения любимого человека, он направил машину в сторону своего дома.
Его квартира, огромная, но очень уютная, располагалась на последнем этаже одного жилого небоскрёба и имела прямой выход на крышу. В гостиной можно было играть в гольф. Здесь стояла стерео система, имелось панорамное окно, утопленный в пол диван красивого насыщенного зелёного цвета… Мы сели на диван, не спеша выпили бутылку вина… Я молчал, он рассказывал какие-то забавные с его точки зрения истории, происходившие с ним и Хидэ в разные времена… Я слушал, чувствуя, как в сердце нарастает беспричинный ужас. Неожиданно для самого себя я осознал, чего лишился сидящий рядом со мной человек. Ведь он сам говорил, что ему жизненно необходимо чужое тепло… Он лишился его, а, значит, фактически, лишился жизни… Я протянул руку, коснулся его плеча. Он слабо улыбнулся, отставил бокал, лёг, опустив голову мне на колени. Он был одет в тёплый, но довольно короткий свитер с V-образным вырезом, джинсы и шерстяные носки. Его волосы постепенно облезали после оттеночного тоника, и я видел серебристые ниточки слишком ранней седины в его гриве. Он рассказывал, как они с Хидэ, приехав в Лос-Анжелес немедленно смылись из-под строгого присмотра Йошики и гуляли по городу почти целые сутки, пока не свалились от усталости в какой-то отельчик, где провели весьма буйную ночку… Я вспомнил те сутки перед началом съёмок Celebration и тихо рассмеялся. Их счастье, что они не видели бледного Тайджи, оббегавшего в поисках весь город… Хорошо, что теперь у нас есть мобильники… Постепенно он уснул… через какое-то время одинокая слезинка прокатилась по его щеке. Я смахнул её, поцеловал её солёный след, осторожно, чтобы не разбудить, откинулся на подушки и задремал…
Потом жена забрала меня домой, Dope HERDz уехали на гастроли. Я отпускал их с лёгким сердцем. Я знал, что он отпустил свою боль и сможет жить. А я буду помогать, чем смогу…
Мы встретились очень быстро. 31го декабря я шёл по Пекину, скучая по снегу, и вдруг услышал, как кто-то произнёс моё имя. Я поднял голову, и увидел их с Хисом, стоящих в десятке метров от меня. Из магазина, гружённый сосновыми ветками, вышел ИНА. Хис обнял его за талию, шепнул что-то в ухо. Микшер мягко улыбнулся, кивнул. Басист заулыбался, прошептал что-то на ухо Пате и, схватив ИНА за локоть, потащил его прочь.
Мы стояли, уставившись друг на друга, не смея пошевелиться. Было невыносимо холодно, а на нём был только тот самый свитер. Набравшись храбрости, я подошёл, несмело коснулся его руки. Он переплёл наши пальцы, и мы пошли вдоль набережной в одном ему известном направлении. Очень скоро мы оказались у хорошенького домика. Напрягши память, я вспомнил, что в Китае всегда мечтал жить ДАЙ. Пата нашёл под цветочном горшком ключи, открыл дверь. Домик словно специально предназначался для тех, кому некуда пойти в новогоднюю ночь. В комнатах было тщательно убрано, в холодильнике нашлась еда, а наверху – застеленная чистая постель. Пока Пата колдовал на кухне, я накрыл на стол, осмотрел домик. В одной комнате я нашёл записку, написанную корявым почерком гениального клавишника:
«Надеюсь, вы не посмеете обокрасть меня в новогоднюю ночь ^^.
Счастливого Нового года!
В холодильнике есть еда, наверху – ёлка.
С уважением ДАЙ.
PS: Я вернусь 3го числа. Надеюсь, я вас не застану».
Счастливого Нового года!
В холодильнике есть еда, наверху – ёлка.
С уважением ДАЙ.
PS: Я вернусь 3го числа. Надеюсь, я вас не застану».
Ну, что ж, Бивары всегда были юмористами и стоили своего чокнутого лидера…
В комнату зашёл Пата, сказал, что всё готово и что он хочет вымыться, поскольку они прилетели больше суток назад и с тех пор даже не присели ни на секунду. Я кивнул. Через какое-то время в душе зашумела вода. Представив себе, как вода стекает по его совершенному телу, я вздрогнул. Чтобы отвлечься, я свернул из записки факел, спустился в гостиную, разжёг камин. Огонь весело заплясал по, словно специально приготовленным брёвнам. Я сел на пол, слабо улыбнулся. В детстве мы с Йошики часто сбегали с празднования Нового года, приходили к нему или, если было не очень холодно, жгли костёр на заднем дворе. Мы загадывали желания, гляди на огонь и свято верили, что они сбудутся… Что ж, одно, загаданное почти 20 лет назад, сбылось, мы стали самыми знаменитыми японцами в мире… А толку?
Примерно через полчала вернулся Пата. От горячего пара его шикарные волосы закрутились в меленькие кудряшки. Он был одет в мягкие спортивные брюки и широкую футболку с надписью Old School. Он подошёл, сел рядом, протянул меня низкий стакан виски со льдом. Я кивнул, глотнул виски, прислонился к его тёплому боку. Тело было влажным, тёплым… Под футболкой чувствовались сильные мышцы, кожа пахла хвойным гелем для душа, телом и теплом. Я закрыл глаза, прижался плотнее. Пата сел поудобнее, обнял меня одной рукой, спокойно вздохнул.
- Хорошо с тобой, - тихо сказал он, глядя на огонь.
- Что ты видишь, глядя в огонь? – спросил я. Он повёл плечом, задумался.
- Наверно, камин в доме Йошики. Перед ним лежала шкура, и мы часто лежали на ней, когда никто не видел…
Тихо вздохнув, я предложил перебраться за стол. Мы ели молча, обмениваясь взглядами и улыбками. Он успел включить музыку… как не странно, классическую. Сборник блюзов. Наверно, притащил с собой… Мне захотелось танцевать. Он сказал, что не умеет, но решил попробовать. Получилось коряво. Я наступил ему на ногу, он потерял равновесие и повис у меня на плечах… Я обнимал его за талию и, улыбаясь, смотрел в глаза. Он осторожно убрал волосы от моего лица, грустно улыбнулся, коснувшись сеточки ранних морщинок в уголках моих глаз, прикрыл глаза.
- Ты жалеешь о чём-то? – спросил я тихо.
- Нет… Меня приучили ни о чём и никогда не жалеть, - ответил он, зарылся пальцами в мои волосы. – Ты любишь меня?
Вместо ответа я прильнул губами к его губам, зажмурился, сдерживая слёзы…
Все было как в замедленной съёмке, как в слащавом любовном романе… Он потянул меня на диван, сел, раздвинув длинные сильные ноги… Мне редко раньше доводилось быть сверху, и я хотел сделать всё идеально… Я медленно долго ласкал его тело, такое тонкое, чувствительное, но очень сильное… Он задыхался от моих прикосновений, но не издавал ни звука. Наверно, Хидэ это взбесило бы, он любил «шумовое сопровождение»… А мне это нравилось, позволяло сосредоточиться, успокоиться немного… Он позволил себя раздеть, обнял меня за шею. В глазах блестело явное желание… и я не мог сопротивляться…
Перед рассветом я осторожно выбрался из его объятий, взял телефон, вышел на балкон, облокотился спиной на поручень, набрал до боли знакомы номер.
- Да? – тихий сонный голос.
- С Новым годом, Йошики, - тихо говорю я.
- Тоши! Где ты?
- Мы в Китае.
- Вы с женой?
- Нет… - я подошёл к двери, посмотрел на похрапывающего на диване гитариста. – Мы, я и Пата. Прощай.
Я должен был это сделать. Я должен был отпустить его. Чтобы жить дальше. Отпустить, как это сделал вчера Пата… и, знаете, в его глазах снова появилась жизнь…
Я медленно втянул воздух и вдруг ощутил тончайший, но вполне уловимый аромат. Развернувшись, я подошёл к перилам и увидел, что все улицы покрыты тоненьким слоем свежего, чистого снега…
****************
Эпилог:
Тишину нарушал скрип качелей и громкий смех. Молодой парень в распахнутом белом заячьем полушубке, совсем ещё ребёнок, раскачивался на больших цепных качелях, и белоснежные, вытравленные волосы хлестали его по щекам. Вдруг у качелей возник другой парень, полный, с ярко-малиновым ирокезом, одетый в изорванную косуху и очень старые, зато родные, американские, джинсы. Мальчик резко затормозил, спрыгнул с качелей, вытащил из снега початую бутылку виски, протянул подошедшему.
- Сегодня что, праздник? - спросил тот, взяв бутылку голой рукой и охотно, даже жадно сделал несколько внушительных глотков.
- Ага! – рассмеялся мальчик, отобрал бутылку, облизал горлышко, зажмурился от счастья. – М… Какие у тебя вкусные губы! Да! Сегодня один Дракончик стал совершеннолетним! Сегодня у меня День рождения! – он попрыгал вокруг качелей, потом подбежал к парню с ирокезом, обнял его за шею. – Ты чего такой грустный? Ты музыкант? Чего так холодно одет? Где играешь?
Парень улыбнулся, взял у мальчика бутылку, глотнул ещё виски, спокойно улыбнулся, вывернулся из объятий, поставил бутылку в снег.
- Моя группа называется Jude, - сказал он. – Меня зовут Пата.
- Отлично! – мальчик снова рассмеялся. – Я Хидэ! Saber Tiger!
- Хорошо… - Пата выбрался из сугроба, в котором стоял до того, на дорогу. – С днём рождения, Хидэ…
Он ушёл… и только ветер слышал, как он прошептал, глядя в землю «Надеюсь, мы ещё встретимся…»
@музыка: Gackt, Returner
@настроение: отчаяние
-
-
26.12.2008 в 00:52Просто потрясающе. Одна из лучших вещей по X'ам, которую я читала. Спасибо за такой прекрасный рассказ.
-
-
30.12.2008 в 21:19-
-
04.02.2009 в 05:20В историческом плане много всяких неточностей, но сюжет очень трогательный.
На моменте:
Небо и ветер, неотделимые, вечные… Они были, есть и будут…
честно признаюсь, я не выдержала....))
И ещё очень понравился романтичнай образ Паты и образ Хидэ. Мне кажется, о Пате редко так пишут, да и вообще просто пишут.
-
-
04.02.2009 в 14:25о Пате редко так пишут, да и вообще просто пишут
Просто мне кажется, его мало кто чувствует так остро, как я... Хотя, возможно, это я склонен к романтизации))
-
-
04.02.2009 в 18:18Вот знаешь, я давно мечтаю о человеке, который бы _хотел_ просвящать народ по части Паты у нас на Территории. Да господи, хоть где-то - только бы активно - уже было бы здорово))) Потому что для меня, например, он - явно личность загадочная. Известных иксопоклонникам интервью с ним - пересчитать по пальцам одной руки, текстов песен и сканов альбомов его групп - днем с огнем не сыщешь. Сольных его видео - не лучше. Не говоря уже о таких вещах, как его личная жизнь, его семья и т.д. А я уверена, в англо- и другом язычном интернете можно найти на много больше, чем кажется. Нужно лишь время и человек, по настоящему увлеченный им, его биографией и личностью.
Рискую быть настойчивой, но если тебе интересно, присоединяйся к нам )))
Но даже и просто пообмениваться инфой, музыкой и видео я бы - с удовольствием.