Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
27.04.2012 в 15:01
Пишет Jei Tucker:Только друзья! (БАК-Соучастники)
Только друзья!
Автор: Аямэ Эрли Джей
Фэндом: РПС: КВН (БАК-Соучастники)
Пэринг: Демис/Виталик, ДемисХКоля.
Жанр: Повесть
Рейтинг: R (за эмоциональную напряжённость)
От автора: Имею такое ощущение, что вынужден оправдаться за возможное историческое несоответствие по многим пунктам. Дабы скрасить эти неточности, предлагаю перестать воспринимать сие творение как РПС. А перенестись в альтернативную вселенную… (короче, я просто забил на схему сезонов)
От автора2: Под конец написания выучил карту Краснодарского края лучше карты Москвы
Источник вдохновения
Саммери: О происхождении видов…
Часть 1
Пролог.
За полгода до описываемых событий…
Разучиться плакать от боли можно. Не плакать от усталости труднее, но, если спать хоть на час больше, тоже реально. Невозможно отучиться плакать от обиды. От обиды и боли, от текущей по подбородку крови, смываемой проливным дождём. От холода и страха, мерзко хлюпающего в промокших кедах. От острого чувства потери. Трудно не плакать от злости. От чувства, выгрызающего сердца. Не возвращаться! Больше никогда не подчиняться. Уйти. Забыть… Жить обычной жизнью.
И надо было поверить, полюбить самого лучшего из самых обычных. И уже и не поймёшь, за что… За громкий, властный голос, за яркие чёрные глаза… За силу и нежность. За властность и боль… Ещё недавно это казалось просто игрой. Потом, на втором курсе, настоящей любовью. Потом появилась команда. Появилось общее дело. И, став его тенью, играя свою роль, почувствовал, наконец, настоящее счастье…
Но пощёчина обрушилась на хрупкую скулу.
Невозможно отучиться от усталости злиться. От усталости ослабевают защитные щиты. Прорывается желание причинять боль, властвовать, владеть… Извинялся. Первые пару раз. Сломал руку. Синяк на кости не заживёт никогда. Выбил зуб. Оплатил лечение. И вот, ударил снова…
Зазвонил телефон. Как нельзя вовремя. Виталик как раз остановился на мосту, раздумывая меланхолично, дрогнет ли хоть один нерв в сердце Демиса, если его команда вдруг лишится своего лучшего голоса.
Звонила мама. Приглашала зайти. Виталик решил согласиться: дома больше у него не было…
***
Весна в том году обрушилась на Краснодарский край сразу и вся. В одну ночь высохли лужи, распустились листочки на деревьях, а в дендрарии зацвела сакура. Море в одно мгновение стало прозрачным и тёплым, а небо – высоким и чистым. Лучи солнца согрели воздух, кошек, воробьёв и людей…
Казалось, солнце достаёт до самого сердца, приподнимая уголки губ, согревая закостеневшую за зиму кожу. Закостеневшие за зиму чувства. Хотелось, пожалуй, сбежать от всех и от всего, сесть на электричку и через час, оказавшись на диком побережье, долго сидеть на какой-нибудь скале, тоскуя о героическом прошлом своего народа. Мечтая о героическом будущем своей команды. Амбиции распускались со скоростью согретых весенним ветром цветов. Тем более, когда снова появилась надежда выиграть.
В ноутбуке, тяжёлым камнем тянущем к земле, письмо, окрыляющее надеждами на светлое будущее. Под ногами родная брусчатка. Над головой – родное и не родно одновременно небо. Сердце рвётся ввысь. По спине стекает пот.
- Сборная Краснодарского края «БАК-Соучастники»… - Демис переложил трубку в другую руку. - Длинно, конечно, но тем памятнее… И пафоснее, конечно! Ок, приезжайте тогда… Ага… Ок, ждём!
Повесив трубку, Демис присел на стол, потёр глаза. Приторможенный глуховатый голос по ту сторону мобильной связи говорил правильные вещи, в унисон звучащие с его собственными мыслями. Стиль команды переработать? С радостью! Осточертела эта рвань! Новая концепция? Обязательно! Надоело всех на себе тащить! Чётко прописать цели? Москва - чемпионство, Юрмала – Большой КиВиН в золотом. Амбиции? В дверь не пролазят, а что? Аналогично? Отлично!
- Демис! – донёсся с переферии сознания голос Виталика. - Вернись, пожалуйста, со своих галер на грешную русскую землю?
- Ща, голову Марку Октавиану дооткручу, - на автомате отозвался грек, последний раз мечтательно улыбнулся, мысленно сжав Большого КиВиНа в золотом, и открыл глаза. – Чего тебе?
На самом деле за последние полгода между ними ещё много чего произошло. Поссориться они успели ещё трижды. Дважды – переспать, один раз вместе напиться. Ни разу не заночевать друг у друга, расширить познания друг друга в русском и греческом мате, поспорить о жизни… Всё как всегда. Всё как когда-то.
Демис чувствовал, что это ещё не конец истории. И ощущение это порядочно его нервировало.
Виталик искал способ отомстить за каждую свою царапину, за каждое оскорбление вне сцены, каждое грубое слово. И каждый день чувствовал, что никогда не осуществит эту мерзкую злобную мечту…
- А что здесь вообще происходит?
- Мы маленькой виноградной улиточкой новое начинаем восхождение на Олимп высшей лиги. Ты что-то имеешь против?
Виталик покачал головой, прошёл в комнату, сел рядом с Демисом. Их руки соприкоснулись. Виталик вздрогнул.
Демис мягко убрал руку. Контактировать с этим человеком ужасно не хотелось. Его гладкая светлая кожа таила слишком много соблазнов, а отвлекаться не хотелось. Не хотелось вспоминать то, что было. В будущем он видел себя в одиночестве. Только потому, что отношения, это обязательства. Не хотелось быть обязанным этому белобрысому чудовищу. Не хотелось больше отвечать за его промахи, решать его проблемы. Хотелось схватить его за грудки, встряхнуть хорошенько. «Повзрослей, Пашенко! Научись ответственности ты, наконец!»… Не повзрослеет. Никогда…
- Я не хочу, чтобы ты нарушал собственное правило, - Виталик посмотрел в знакомый каждой трещинкой потолок. – Я не хочу никаких отношений внутри команды.
- Мне можно, я капитан.
А ещё невозможно научиться не чувствовать боль от такого нормального человеческого чувства, как ревность. Ревность ко всем и ко всему. Моё. Не трогайте! Не делайте больнее, чем сделал я. Не любите сильнее, чем я люблю! Самое сильное человеческое чувство, родившееся в тот же день и час, когда один неандерталец попробовал взять у другого палку-копалку. Сделай сам, не тронь моё. Моя палка, мой муравейник. Мои грибы. Мой лес. Моя самка. Мой самец… Мой секс, мои синяки и моя боль. Не трогайте. Не лезьте. Не дам.
Виталик чувствовал, как последние полгода на его сердце больно давит это самое чувство собственичества. Унылая, сизая жадность, поглощающая все прочие чувства и желания. Пожалуй, ему это даже не нравилось… Но и радоваться чужому счастью он не хотел. Не хотел он быть пророком, прогнозируя скорый новый роман любимого капитана… Но уж больно недвусмысленно блестели эти горячо любимые чёрные глаза…
Таксист выслушал всё, что пассажир думал о нём, его родственниках, коллегах и близких друзьях, с удивительным спокойствием. Он возил людей не первый десяток лет и навидался всякого. Но сегодня он действительно опаздывал, и вопли с заднего сидения снижению нервозности ситуации никак не способствовали.
Армавирская маршрутка успела уйти на круг, а приехавшие – разбежаться. На остановке остался только очень высокий молодой человек крепкого телосложения с короткими, практически белыми, поблёскивающими серебром волосами. Он был одет в потасканную футболку невразумительного серо-голубого цвета, на руке висел серый плащ, у ног стояла небольшая сумка.
Оценив представшую перед ним картину как многообещающую, Демис выбрался из машины и широким шагом направился к гостю.
- Добро пожаловать! Пойдём, такси ждёт, в машине познакомимся!
- А можно пешком?
Голос парня звучал немногим громче, чем по телефону. Спокойный, приятный. Такой голос хочется прописать душевно больному в качестве успокоительного. С ним хочется дружить. Его хочется узнавать, выуживая самые разные нотки из спектра почти равнодушной симфонии звуков.
Однако сейчас, нанервничавшийся из-за опоздания Демис мало задумывался о симфониях и спектрах. Куда больше его интересовала суть.
- Не понял?
- Я у моря последний раз в школе был, - отозвался армавировец. – А в машины у меня ноги не помещаются…
С упомянутого моря дул весьма сильный ветер, и Демис пожалел, что не прихватил с собой куртку. Но желание гостя – закон. Тем более, Демис мог – впрочем, с огромным трудом и, прибегая не только к квновской находчивости, но и памяти и воображению всей греческой истории – представить, каково было настолько длинноногому человеку 9 часов проторчать в маршрутке отечественного производства.
Шли медленно, молча. Дорога неуловимо, но постоянно вела вверх, в сторону от моря. Было сложно понять, жарко в городе или ещё по-настоящему холодно. Пронизывающий ветер вымораживал до костей, но яркое солнце тут же согревало. По спине пробегали то толпы мурашек, то жаркие волны пота. Природа, проснувшись будто в один день, потянувшись ветром и зевнув проливным дождём пару дней назад, выискивала, казалось, сейчас израненные души и одинокие сердца, желая не то связать их и подарить счастье, не то отобрать последнее, воспользовавшись несчастными как своими игрушками. А люди, дети Бога, природы, ничего не подозревая о её планах, планомерно поднимались на холм, по которому стекал в Чёрное море солнечный и вечный город Геленджик.
Трепаться странным образом не хотелось, не смотря на то, что рассказать и спросить было что. Пару раз Демис собирался было с мыслями, но каждый раз его решимость разбивалась то о чёрные стволы магнолий («А у нас даже в парке их нет… жалко…»), то об уличные ларьки («Столица курортной жизни!»). Оставалось только молчать, наблюдая, чуть морщась не то от солнца, не то от странного чувства, похожего, наверно, на то, что испытывают болты, когда на них накручивают гайки. Чувство это было незнакомым, а потому пугало и волновало одновременно…
Наконец, впереди замаячил дом, в котором имел честь проживать искренне считающий себя скандальным и знаменитым капитан команды КВН от станицы Брюховецкая. Около родного подъезда сидели родные бабушки-соседки, в подвале орали кошки. По вишнёвым деревьям скакали воробьи. И все разом замолчали, стоило во дворе появиться их соседу в сопровождении неизвестного.
Самолюбие Демиса, превышавшее размеры даже его амбиций, решило, что то был боголепный трепет.
Следовавший за ним молодой человек, разумно решил, что это затишье перед бурей новых сплетен.
- Ну, вот, добро пожаловать! – Демис распахнул дверь. – А ты придумал, где остановишься?
- Нет, честно говоря…
- Ок! Ща разберёмся! – Демис потянулся за домашним телефоном.
- Демис, простите, но мне кажется, что Вы забыли, как меня зовут…
Демис забыл, как сгорают со стыда классе, наверно, во втором, когда директор два часа стыдил его за подброшенную в девчачью раздевалку мышь. Дело было не в том, что девочки перепугались, а мышь могла покусать кого-нибудь. Тем более, что мышь принадлежала химичке и жила в школе уже не первый месяц. Это было дело принципа директора, которому по каким-то неведомым причинам совершенно не импонировал маленький мальчик из греческой «резервации». Директор говорил и говорил, приводя новые и новые доводы о том, почему на месте Демиса любой давно стоял бы на коленях и рыдал бы, раскаиваясь. Демис слушал, и уровень негодования и чувства несправедливости быстро поднимался в его душе. Он продолжал молчать, глядя в упор на директора, но какой-то переключатель в голове был уже давно сломан. Устыжаться за свои проступки в тот момент Демис разучился раз и, как казалось тогда, навсегда.
Но ровный, чуть застенчивый голос нового знакомого внезапно поверг Демиса в состояние, близкое к кататонии. У него вспыхнули щёки, заколотилось сердце. От стыда спёрло дыхание, мысли покинули голову. Признаваться ужасно не хотелось. Да в аналогичной ситуации при любом другом человеке Демис так бы и поступил… Но не сейчас.
- Прости, но это действительно так…
- Архипенко Николай.
- Будем работать вместе, запомню, - рассеянно отозвался Демис. – Так, о чём это я? Ах, да, о вписке!
Под страдальческий взгляд разувающегося гостя, хозяин (ну, допустил, конечно, жилец, но не суть) удалился всё-таки звонить кому-то из своей команды.
В окно непрошенным гостем лезло опускающееся в море солнце. В комнате было жарко. За окном горожане расползались с работы и мест учёбы по домам, клубам и прочим злачным местам. Вечер пятницы в Геленджике мало чем отличается от вечера пятницы в любом другом городе мира, где принята пятидневная рабочая неделя. Разве что, в отличие от Нью-Йорка, люди чуть больше ругались и чуть меньше улыбались друг другу, а, в отличие от Москвы, имели возможность помимо всего прочего принять на грудь свои законные 500 миллилитров «Ягуара» не только в родном подъезде, но и берегу ещё не ласкового, но всегда гостеприимного Чёрного моря.
Наверно, мало что может сравниться с тремя вещами на земле.
Тёплой ночью на каменном пляже, когда море переливается огоньками микроорганизмов, словно пытаясь докричаться до тебя, позвать куда-то… Когда луна чертит широкую дорогу по гладкой зеркальной поверхности, и кажется, что можно, разувшись, дойти по ней до самого неба.
Чувством покоя, когда на твоей груди засыпает ребёнок. Когда чувствуешь касание волос жены к своей обнажённой руке и тихое, мерное дыхание маленького человека, объединяющего не только ваши ДНК и истории ваших родов, но и души… твою и её.
И видом на засыпающий город из окна маленькой, но своей квартиры. Когда сжимаешь в руках чашку чая с каплей тёмного рома и смотришь вдоль на оживающее городское освещение, на пролетающие мимо запоздалые машины… Когда на небе появляются звёзды. И кажется, что во всей Вселенной есть только ты и Бог…
Говорят, на экваторе не бывает сумерек. Свет умирающего дня разливается по замершему миру и исчезает практически сразу, будто кто-то выключает свет. В субтропиках сумерки были. Не такие длинные, как привык, наверно, простой житель Нерезиновой, но всё же. Солнце тянуло за собой одеяло грядущей ночи, смешивая краски, сгущая полутона. Постепенно загорались фонари, освещались окна домов…
В одном из них в этот вечер что-то внезапно переменилось. В этот дом захотелось вернуться. Захотелось насладиться тишиной, состоящей из тёплого дыхания, звука кипящего чайника, лёгкого, еле слышного хлопка выключаемого газа. Захотелось что-то сделать для него. Выровнять потолок? Починить шкаф? Переклеить обои? Чувству этому в словаре человека, жившего в этом доме не было ещё названия.
Пили чай, сидя на кровати, смотрел по ноутбуку записи прежних выступлений прежней команды. Смеялись тихо, чтобы не перебудить соседей за тонкими стенами коммунистической многоквартирки. Точки зрения на происходящее совпадали редко. Сторонней наблюдатель говорил, что всё прошло гладко. Помня каждую пылинку на самых разных сценах, капитан утверждал, что ни одно выступление не нужно было выпускать. Что все они были сырыми, плохо отрепетированными… И вообще…
- По-хорошему, разгонять надо команду! – распалялся Демис. - Талантливых – полтора человека: я да Виталик, чтоб ему провалиться! Остальные что, для массовки стоят? Я не Михалков, мне массовка не нужна!
- А почему нет? – после почти целого дня в исключительно неудобных позах, включая сидение на низкой табуретке на кухне, у Коли невыносимо болела спина, но подавать вида, что устал, он не решался. – Пусть себе стоят!
- Ты слишком добрый! – Демис открыл окно, пошёл искать сигареты, вернулся, присел на подоконник, щёлкнул зажигалкой. - Если бы я им платил деньги, я бы им их не платил!
Пожав плечами, Коля снял видео с паузы, взял в руки тяжёлое малахитовое пресс-папье, взвесил его на ладони, поставил обратно. Единственным разумным применением подобного предмета он видел в запускании в малоприятную личность. Но только при условии, что личность пресс-папье поймает, поскольку от удара об пол, оно, скорее всего, расколется, предварительно расколов этой самой малоприятной личности голову…
Где-то в квартире, длинной и узкой, с запертой на ключ второй комнатой и маленькой кухней, зазвонил телефон. Демис испарился не извиняясь. Хохотнув над песней, подкосившей на Юрмале-2007, помнится, всех, Коля отставил ноутбук, прилёг на кровать, давая отдых затекшей спине.
Через несколько минут он уже крепко спал…
Он так и не понял, что именно его разбудило. Сначала в сон, длинный, странный, тревожный, про дорогу и отца, про море и небо, старых, бывших, чужих, ворвался кислый запах горячего растворимого кофе, оживляя в памяти те дни студенческой жизни, когда этот напиток казался эликсиром бессмертия. Затем вспотевшего душной ночью тела коснулся холодок сквозняка. И вместе с ним кожу пронизали лучи яркого солнца. Вся кожа тела, даже скрытая задравшейся футболкой, превратилась мигом в один огромный глаз, который захотелось тут же зажмурить, спрятать, прикрыв рукой, одеялом, чужим телом… Но всё это ещё можно было бы терпеть ради окончания столь интересного, пусть и тревожного сна, если бы не пронизывающий, испытывающий взгляд. Учёные утверждают, что на спине у человека есть такие же зрительные клетки, как в глазах. Именно они реагируют на подобные взгляды. Немигающие, ненавидящие, долгие, испепеляющие.
Открыв глаза, Коля увидел прямо перед собой, в дверях комнаты, Демиса с сигаретой и чашкой кофе. Выражение лица его слабо поддавалось описанию. Пожалуй, это была смесь из ярости, усталости и удивления с лёгким налётом благодарности и даже какого-то стыда. Если бы Николай мог видеть своего визави несколько минут назад, он замел бы, в числе прочих ингредиентов этого взгляда, неосознанную нежность и лёгкое фанатичное поблёскивание. Но, стоило шевельнуться, просыпаясь, как необъятная самовлюблённость Демиса немедленно затоптала все до единой искорки добрых порывов.
- Доброе утро, студент! – голос Демиса звучал угрожающе и до того холодно, что на миг показалось, что солнце погасло, и в город вновь вернулась зима. – Ответь мне, пожалуйста, на парочку, так сказать, экзаменационных вопросов!
- Доброе утро, профессор… - Коля потянулся, сел на кровати, не понимая, в честь чего его вдруг, после такого тёплого приёма, решили линчевать.
- Вопрос первый, - Демис глотнул кофе, утопил в чашке окурок. – Неужели наши выступления показались Вам, метр, настолько скучными и примитивными, что Вы уснули?
- Прости, слишком длинный день вчера был… Стоило телу принять горизонтальное положение, и глаза сами закрылись.
- Ладно, на троечку потянет… Второй вопрос, на засыпку! Почему я уснул в кресле, а проснулся в постели?
Про «заботливо укрытый пледом» Демис предпочёл промолчать. Дожидаясь ответа, он поставил чашку на стол, прошёл вглубь комнаты, плюхнулся в упомянутое кресло.
- Тебе было неудобно в кресле. Я проснулся ночью, увидел, что ты спишь в кресле…
Демиса передёрнуло. Нет, от ширины своих вкусов и пристрастий он никогда не отказывался. Но допустить хотя бы отголоска мысли о том, что в мире может найтись человек, который сможет поднять его на руки, или хотя бы перетащить, не разбудив, через полкомнаты, он не мог категорически.
- Ок! – резко снова захотелось курить. – И последний вопрос… На пятёрку… Скажи мне, друг любезный, почему у меня синяк на плече?
- Прости, - Николай смутился. – Просто у меня очень тяжёлые кости… Наверно, я задел тебя, переворачиваясь во сне…
Патовые ситуации Демис не любил больше всего на свете. Или пан или пропал, и никак иначе! Когда выигрываешь, можно развернуться и сказать преследователям, где и в какой обуви ты видал их. Когда проигрываешь, выкурить сигарету, выпить коньяку и начать всё заново. Глядя в глаза равному, но совершенно другому, тому, кто выиграл, так же, как и ты, именно эту схватку, и так же, как и ты, проиграл, не понимаешь, что делать дальше. Особенно, когда в светло-голубых глазах собеседника написана девственная чистота помыслов и искреннее непонимание, что происходит.
- Ладно, - в сотый, наверно, раз за последние сутки проговорил Демис, поднимаясь с кресла. – Чай? Кофе? Еды нет. Если есть деньги, можно будет в кафе зарулить. Перед знакомством с командой… Короче, давай просыпайся, я в душ.
Когда всю жизнь живёшь на юге, начинаешь понемногу привыкать к холодной, ржавой воде, рассыхающимся за зиму дверям, осыпающейся штукатурке. Перестаёшь постепенно отмывать от налёта окна и зеркала, сражаться с плесенью. Перестаёшь чувствовать ржавчину и соль в даже пропущенной через множество фильтров воде. Смиряешься и ставишься простым жителем простого приморского городка, о месте нахождения которого сильные мира сего лишь смутно помнят по детским фотографиям из лагерей.
Или не смиряешься. И тогда в твоём доме постоянно идёт ремонт, сводящий с ума и тебя, и соседей, и друзей. Иногда это состояние распространяется на всю квартиру. Но чаще ремонт забивается в один какой-то угол. И каждый раз обещаешь себе довести его до совершенства следующим летом… И вновь и вновь за зиму рассыхается дверь, облупливается от холодного мокрого ветра то и дело забирающегося во все уголки дома, штукатурка. Снова становится солёной и холодной вода в кране. Опускаются руки… Но смириться по-прежнему не хочешь.
Ремонт в ванной Демиса находился в замороженном состоянии с того самого дня, когда он нашёл эту квартиру и с гордостью заявил родителям, что вполне самостоятелен. Плитки на стенах насчитывалось видов, наверно пять. Нагреватель ремонтировался с завидной регулярностью. Наверно, поэтому он почти никогда не работало на полную мощность. Продолжать этот список можно было бы до бесконечности. Но с одним пунктом бесконечного ремонта покончить год назад, всё-таки удалось. Большая просторная, с практически непрозрачными стенками душевая кабинка была личной гордостью хозяина квартиры. Здесь он всегда мог ненадолго снять маску злобного рабовладельца, подумать о вечном. Не только о себе и личной выгоде, но и об окружающих. Об отношениях с людьми, о жизни в целом. Здесь где-то под потолком жили музы. Но не музы КВНа, а те маленькие существа с крылышками в стратегических местах, что нашёптывают творцам их бессмертные произведения. В данном случае, стихи…
Выйдя из душа с вдохновлённым выражением лица, Демис замер. С кухни по квартире, крадучись, распространялись довольно приятные запахи, напоминающие еду. В этом доме едой пахло последний раз, пожалуй, тогда же, когда здесь последний раз ночевал Виталик. Порядка полугода тому назад.
Заинтересовавшись столь внезапными изменениями – тем более что еды в доме действительно было предельно мало – Демис заглянул на кухню.
Работала духовка. Николай мыл скопившуюся гору посуды. Обычно, если вдруг нужна была чашка или тарелка, Демис предпочитал выловить и вымыть только необходимое. За полгода в сушке лежали только два бокала тёмно-синего стекла. Подарок Пашенко не то на Рождество не то на День Рождения…
- У меня осталось что-то съедобное?
- Да, - Коля выключил воду. – Загибающийся кабачок, пара яиц, помидор, сыр… «Павлиний хвост», короче говоря, ещё 2 минуты, и будет готов.
- А…
- Чайник поставишь, я пока зубы почищу.
Проводив взглядом гостя сначала к брошенной вчера в коридоре сумке, затем – в ванную, Демис поставил чайник, оделся, вернулся на кухню. Запахов готовящейся еду он уже не чувствовал. Состояние напоминало то, что бывает, когда случайно проглатываешь слишком большой кусок яблока. Встав поперёк горла, он мешает дышать, двигаться, думать. Рот наполняется бесполезной слюной, пищевод сжимается, пытаясь избавиться от препятствия. Перед глазами темнеет. И дышишь со свистом, будто уже готов отправиться к праотцам. Вот только в этот раз виною противной давящей тяжести в груди и полного непонимания между паникующим мозгом и отлаженным организмом был не кусок райского фрукта. Уставившись на принесённую из комнаты чашку с остатками утреннего кофе, в котором плавал окурок, Демис пытался понять причину, по которой он, гордый и независимый, чёрт знает, сколько лет самостоятельный мужчина вдруг слушается малознакомого человека с полуслова.
«Павлиний хвост» оказался незатейливым, но вкусным блюдом, оформленным в виде вееров из кабачка с тонко нарезанным помидором, залитым яйцом и украшенным сыром. Не слишком сытно, конечно, но в качестве завтрака вполне сойдёт.
На просьбу собраться командой отреагировали четыре человека. И те не слишком отличались энтузиазмом. Виталик сидел в углу и плёл приколотую к джинсам фенечку. Яков и Иван о чём-то негромко спорили. Алексей бродил из угла в угол небольшого зала местной танцевальной студии, явно борясь с желанием не то отвесить пинка Пашенко, не то наорать на Яшу, не то перебить зеркала.
- Цвет команды, - Демис вздохнул, расправил плечи, толкнул посильнее дверь. – Здорово, рабы!
- Здорово, атаман, - нестройно отозвался «цвет команды».
- Знакомьтесь, Николай. Капитан нашей надежды на чемпионские титулы и всяческие привилегии.
- Приятно познакомиться, - буркнул Алексей. – Мужики и Виталик, пойдёмте, покурим?
- Эй! – Демис перегородил голосу команды дорогу. – Я сколько должен просить, чтобы ты мне тут поющий минимума не скуривал!?
Алексей, визуально заручившись поддержкой Ивана, принялся спорить, аргументируя своё мнение в основном нецензурными выражениями.
Обойдя спорщиков, Николай прошёл в зал, осмотрелся, присел на корточки рядом с Виталиком. Тот поднял глаза, косо, немного болезненно улыбнулся.
- Они всегда так?
- Нет, просто Лёшу позвали работать в Краснодар, а он не любит уходить сам, предпочитает, чтобы его выгоняли, чтобы потом всем рассказывать, какие все плохие, какой он хороший… Кстати, - Виталик убрал от лица волосы, снова уткнулся в работу, - Демис ещё не придумал Вам унизительное амплуа и роль на своих галерах?
- Нет…
- Ничего, ещё придумает… Имя у него больно правильное, демон и есть демон… И, да, у нас в команде правило: Никаких отношений, между собой мы только друзья.
В этот момент громко хлопнула дверь. Виталик поднял голову. Лёши в зале не было. Яков предупредительно держал Демиса, бледного от ярости, за плечо. Иван наблюдал за развитием ситуации со стороны, задумчиво заложив руки за спину. Что и в каких выражениях успели наговорить участники конфликта, осталось загадкой.
- Запоминающееся знакомство с командой, - сочувственно вздохнул Виталик, заплетая концы фенечки в косичку. – Можешь завязать? Я загадал дожить до Нового года.
Суббота – особое время. Многие люди, особенно в маленьких городах вдалеке от столицы, мало знают о существовании этого дня. О субботе работникам, скажем, армавирской опытной станции, известно, пожалуй, что у неё есть раннее, очень тяжёлое утро, начинающееся около четырёх часов дня и длинный сумеречный (вне зависимости от времени года и погоды) вечер, когда одни общаются с детьми, другие – продолжают отмечать выходные, которые неминуемо кончаться… Но ведь через целые сутки!
По иной причине субботы любили дети. Многие школы до сих пор не признавали шестидневную неделю, набивали уроками все остальные дни, лишь бы бедным школьникам можно было отдохнуть не один, а два дня. Кто делает уроки в субботу? Нет… Суббота – день полного отдыха и расслабления.
И совершенно особая причина любить сей благословенный день была у КВНщиков. Ведь, если вдуматься, когда ещё студенты могут собраться в опустевшем актовом зале альма-матер или какой-нибудь маленькой студии, вроде той, что уже много лет служила домом БАКу, озвучить мудрые мысли, обговорить сценарии, поссориться, помириться. Порепетировать, снова поссориться, покурить безнаказанно в окно. Выпить пива, договориться о новой встрече…
Репетиция любого самодеятельного кружка, относящегося к КВНу или нет, это всегда споры, ругань, смех, обиды… Зачастую, слёзы, хлопанье дверями. Но всегда – прекрасный результат. Потому что самодеятельность, это процесс творчества не одного человека, а многих, а коллективный разум, как известно, всегда быстрее справится с любой задачей, чем любой даже гений - в одиночку.
Почти всегда.
Репетиция три дня назад «БАК станицы Брюховецкой», а теперь, без пяти минут «БАК-Соучастников» - театр одного актёра. По справедливому замечанию Ивана, на репетицию можно было бы приходить под конец, чтобы просто получить в руки свою крошечную роль и прекрасно отрепетировать её дома… Если бы капитан команды мог стерпеть хоть минутное опоздание.
Пышущий энтузиазмом монолог был в самом разгаре, когда среди внимательно (в кои-то веки) внемлющих ему слушателей в воздух взметнулась рука.
- Можно вопрос по ходу действия? – немного нерешительно подал голос Николай.
Повисла тишина. Сидевшая на полу команда инстинктивно прянула в стороны от наглого гостя. От внезапности вмешательства в гениальную идею Демис испытал ощущение, будто проглотил язык. Наверно, что-то подобное чувствуют герои фильма, когда, чтобы налить себе чаю, нажимаешь на паузу. Чтобы прийти в себя, Демису потребовалось не больше десяти секунд. Но это были, наверно, самые длинные десять секунд в его жизни, сравнимые, наверно, только с экзаменом по менеджменту, угодившему аккурат на следующий день после празднования годовщины свадьбы родителей.
- Слушаю?
- Всё, что ты сейчас сказал, конечно, интересно… Но я не услышал ни одного пункта, касающегося концепции новой команды.
На этот раз ощущение было почти таким же, как после столкновения с деревом в сочинском дендрарии порядка двадцати лет назад. Демису даже показалось, что на лбу снова образовалась ссадина и она вот-вот сильнейшим образом заболит. Вот только позвать маму сейчас не было ни смысла, ни возможности. Глядя в большие, небесно-голубые, доверчивые глаза Николая, он почему-то решил, что и в этот раз всё будет ровно так, как он скажет. Но, похоже, планам бескровного поглощения неудачников из Армавира не было суждено сбыться.
- Хорошо, - Демис всё же потёр лоб, дабы убедиться, что не налетел на дерево в действительности. – Какие будут предложения?
- Пока не знаю, но хотел бы обсудить это… - Коля повёл плечом, как ни в чём не бывало. Заметив напряжённый взгляд Якова, Виталик быстро провёл большим пальцем по своему горлу. Яша кивнул и немного отодвинулся.
- В этой команде обычно всё решаю я, - тон Демиса был очень близок к опасному.
- Обычно, - парировал Николай, - но не теперь. Я предложил сотрудничество с целью максимально улучшить обе наши команды, сделав из них одну. Но улучшать что-то можно только обсуждая и советуясь.
Демис сглотнул, прошёлся вдоль зеркала, посмотрел на отражение своей команды. Слушать предложения других он не умел и не хотел. Всегда быть лидером. Подчинять, командовать. Всеми и всегда. Уличной компанией ребят, друзьями в школе, новеньким старшеклассником. Командой Клуба Весёлых и Находчивых. В том, кто здесь капитан, не сомневался никто и никогда. Он сам писал сценарии, руководил репетициями. Сам выматывался и выматывал команду, оттачивая каждое слово. И, естественно, все победы он считал исключительно своей заслугой, а поражения – своей личной трагедией.
- Я ни с кем, никогда ни о чём не советовался, - грозно проговорил он.
- Придётся, если твои амбиции стать настоящим чемпионом, действительно не пролезают в двери, как ты говорил неделю назад по телефону.
- Если ты хочешь стать чемпионом, тебе придётся слушать меня!
То, что произошло в следующую секунду, мало поддавалось описанию, хоть и было просто, как элементарное арифметическое действие. Едва Демис закончил фразу, Николай щёлкнул пальцами. Довольно громкий звук произвёл на всех должный эффект. Воцарилась непередаваемая тишина. Казалось, даже птицы за окном замолкли. Демис был готов поклясться, что слышит биение сердца собеседника.
- Вот оно…
Спокойный, ровный, немного глухой голос, много лет сражавшийся с дефектами дикции, проблемами коммуникации, непонятливыми родственниками и тупыми знакомыми. В тот момент он прозвучал, словно голос диктора, объявляющего об окончании войны.
- Вот оно, - негромко повторил Коля, не сводя глаз с лица Демиса. – Концепция. Два капитана, неспособных договориться между собой. Каждый имеющий собственное мнение на любой счёт.
Демису показалось, что только что кто-то засунул руку ему в голову и вытащил давно бившуюся там мысль. Мысль была похожа на птенчика воробья. Практически нежизнеспособная, слабая… Но волевая, способная, если нужно, за считанные дни набрать вес, опериться и начать самостоятельную жизнь. Откровенно говоря, ему до смерти надоело в одиночестве тащить всю команду. Какой толк в Алексее, заученно проговаривающим написанный капитаном текст? Какой смысл в голосе Виталика, если это единственное, что он может сделать для команды? И, если в Премьер-лиге ещё можно было показывать Якова в качестве антирекламы точек быстрого питания, то сейчас нужно было выходить на новый уровень. И в этом Демису действительно нужна была настоящая помощь.
- Продолжай, - медленно проговорил Демис.
- Можно каким-нибудь образом попробовать скомпоновать обычные сценарии выступлений «Брюховецкой» и «Соучастников»… Надо придумать, как… И ещё… Я помню, вы презентовали себя как категорически не поющую команду…
- Это правда, - очень осторожно встрял Виталик. – У нас полтора музыкальных образования на десятерых… А ты сам петь умеешь, кстати?
- Когда я начинаю петь, окружающие собаки начинают выть, - Николай косо усмехнулся. – Но, надеюсь, наша сборная команда запоёт довольно быстро.
Однажды, примерно за два года до решения об объединении команд, Демис пережил самый большой, с его точки зрения, провал в своей жизни. Виноват в нём, конечно, был Виталик. Виталик пел. На тот момент где-то в другой стране решалась его судьба. Конкурсы, жюри, записи, прослушивания. Его нервы на тот момент были истрёпаны так, что сил ни на что не оставалось. Держаться роли? Нет, спасибо… И, наверно, он мог бы даже запороть номер, если бы не принёс на сцену настоящую обиду: Кто-то из Первой лиги, приехавший в Юрмалу посмотреть на мастеров, окликнул его в коридоре, «Эй, красавица, встретимся вечером?». Имей Виталик в тот момент возможность огрызнуться, и всё пошло бы иначе. Но времени было в обрез. И, выскочив на сцену, он едва дождался своего выхода, чтобы забыть всё и просто спеть, именно так, как умел только он…
Зал рыдал от смеха, держась за сердце от восхищения. В сущности, никто, наверно, не обратил внимание на то, как затянулась пауза. Присев на корточки, чтобы не потерять равновесие, Демис отчётливо понял, что не только забыл текст, но и практически ничего не видит перед собой. Что сердце колотится где-то в горле и ладони вспотели, словно он впервые выступает перед какой бы то ни было аудиторией. Но страшно было другое. Мысленно он успел перенестись за кулисы, в укромный уголок за складом декораций, существование которого просто отметил для себя. На всякий случай… Вернуться на сцену не получалось довольно долго. И это пугало. Когда мозгу, неимоверным усилием воли, удалось, наконец, перехватить каплю крови, пришлось очень быстро импровизировать. И немедля тащить виновника в тот самый укромный уголок. В тот вечер, к слову, он и лишился своего дурацкого пирсинга…
Второго подобного провала Демис искренне боялся не пережить. Тема пения в команде навсегда стала для него больной и практически закрытой. Наверно, в тот момент это как-то отразилось на его лице, поскольку взгляд Виталика снова стал напуганным, а Николай спокойно добавил:
- Я сам этим займусь.
Пообедать было решено в местной пиццерии. Учитывая глубокое потрясение, пережитое на репетиции, Демис больше молчал, наблюдая за командой и гадая, какие ещё сюрпризы ему преподнесёт белобрысый парень из Армавира.
Алексей не появился и не позвонил ни до обеда, ни во время, ни после. Выяснять, что произошло на самом деле, ни у кого желания не было.
На улице светило солнце. Буквально на глазах распускались почки. Ещё утром незаметные тёмно-зелёные бутоны превратились в созвездия ярко-жёлтых цветов. По высокому голубому небу летали лёгкие облачка. Ругая себя за зря взятую утром куртку, приходилось регулярно напоминать себе, что море ещё слишком холодное…
Особой дружбы внутри команды никогда не наблюдалось. Дело было, наверно, не только в отношении к команде капитана, но в отношениях между игроками. Разные вкусы, разное образование. И то, что многие были в детстве соседями, никак не влияло на общение вне игры. Поэтому, пообедав, все разбрелись кто куда. Иван, забрав с собой Николая, побрёл домой. В силу отъезда к родителям его девушки, у парня образовалось свободное место на одну ночь. Яков отправился по магазинам.
На автобусной остановке Демиса догнал Виталик.
- Ну, и что это было? – устало поинтересовался он, стараясь не смотреть на капитана.
- Сам не пойму…
Подошёл автобус. Старый, жёлтый автобус с круглыми боками и миловидной контролёршей. Наверно, единственным человеком в городе, смотревшем телевизор чаще раза-двух в месяц. Наверно, этим и объяснялось, что каждый раз, сталкиваясь с Демисом, она начинала улыбаться. У неё даже были автографы всей команды. Она даже ездила один раз в Москву на игру…
Геленджик – город маленький. Все здесь, по сути, соседи. Но Демис и Виталик жили на одной лице, по разные стороны от дороги.
- У вас плееры одинаковые, - отметил Пашенко, выходя из автобуса. – Смотри, не перепутайте.
- Не перепутаем: у меня наушники цветные, а у него царапина через экран.
9 часов на маршрутке, наверно, не самое страшное, что может случиться. Ради большого дела можно потерпеть и не такое, наверно. Но, учитывая состояние дорог, техническое обеспечение, а так же, жару, контингент и, главное, водителя, путешествие планировалось не из приятных. Понимая всё это, Демис не сопротивлялся скорому отъезду гостя. В конце концов, главное, они начали работать. Новые идеи по объединению можно прислать и по интернету.
Перед отъездом – около 9ти часов утра – Николай заглянул к нему в гости. Оставил большую поваренную книгу по средиземноморской кухни и сумку с едой. Дабы подавить очередной, вызванный этим жестом ступор, Демис вызвался проводить гостя до станции…
Светило яркое, словно отмытое небольшим ночным дождём воскресное солнце. Тяжело кряхтя всеми запчастями, маршрутка отползла от остановки.
Наощупь включив в кармане плеер, Демос надел наушники, прикрыл глаза, надеясь, что весёлая танцевальная музыка приведёт его растерзанные чувства в норму.
С ясного неба словно хлынул ледяной дождь. Мир потерял краски, и всё вокруг превратилось в прозрачное, колючее стекло. Непривычные до незнакомости тяжёлые гитарные переборы. Странный, потусторонний голос. Низкий, но звонкий, пронзающий голову, нервы и сердце. Вызывающий желание вскочить, что-то сделать. Возможно даже, кого-то убить…
Кровь отлила от головы, сердце будто остановилось. Ладони покрылись холодным потом. И, наверно, сильно разболелась бы голова, если бы тело продолжало бы ощущаться так же, как всегда. Дрожащими руками Демис вынул плеер. Точно такой же, как его. С его цветными наушниками. С царапиной поперёк экрана. Поперёк кислотно-жёлтой надписи «Кино – Стук».
За прошедшие после возвращения домой полгода Виталик ни разу не пожалел, что так и не вернул Демису ключи от его квартиры. С одной стороны, ему нравилось по-прежнему будить пусть и бывшего любовника на работу. Выслушивание невразумительных проклятий и наблюдение за медленно просыпающимся капитаном доставляло Пашенко дикое удовольствие. С другой стороны, Виталику нравилось чувствовать хоть какую-то минимальную власть над любимым человеком.
Каждое утро понедельника начиналось примерно одинаково: в квартире всегда было тихо, жарко (окна выходили на восток) и немного пыльно. Окна никогда не закрывались, а, если и закрывались, то в щели всё равно проникал свежий воздух. Поэтому даже лёгкий запах сигаретного дыма прилично напугал. Захлопнув за собой дверь, едва не забыв выдернуть из скважины ключ, Виталик быстрым шагом прошёл по коридору и распахнул дверь в комнату.
Демис не спал. Окно было расшторено, но плотно закрыто. Пепельница, обычно стоявшая на кухне, расположилась на подоконнике и была полна окурков. Хозяин комнаты лежал на спине, закинув одну руку за голову и беспрестанно теребя лежащий на животе плеер другой. Он чувствовал себя так, словно оказался на пустынном пляже под пронизывающим дождём. Что весь мир вокруг перестал существовать. Что его армия проиграла, а его высадили жестокие враги на необитаемом острове посреди океана. Никогда раньше он не задумывался о значении слов о разбитом сердце. Но чувствовал сейчас именно это.
- Демис? – донёсся тихий голос откуда-то из другого мира. – Демис, что с тобой?
Виталик прошёл в комнату, присел на край кровати, тронул плечо капитана. Пару раз моргнув, Демис посмотрел на него. В чёрных глазах плескалось море боли и отчаяния.
- Я не знаю, - почти неслышно, хрипло проговорил он, вытащил один наушник. – Мне очень плохо…
- Что слушаешь? – Виталик с трудом переборол желание воспользоваться слабостью Демиса и дотронуться до него.
- Не знаю… Кино, наверно… или Пилот…
- Вы всё-таки перепутали плееры? – кивок. – Скучаешь? – новый кивок. – Что сказать на работе?
- Что у Карибова депрессия.
- У КВНщика не может быть депрессии. Если я так скажу, меня засмеют.
- Тебе не привыкать…
Виталик всё-таки провёл кончиками пальцев по руке Демиса. Ему долго не хватало духу признаться самому себе, что влюбился в эти руки, едва впервые увидел их. В девятом классе, перед уроком истории. Новеньким быть сложно. Сложно не обращать внимание на докучливые вопросы одноклассников. Но вот, в класс входит учительница, строго осмотрев подопечных, равнодушно бросает: «Карибов, напиши число на доске!». Невысокий смуглый парень, успевший задать больше всех вопросов, подвинул к доске стул, чтобы не тянуться, не писать число в середине. Забравшись на стул, он взял мел, начал выводить буквы. Виталик почувствовал себя плохо…
Вспоминая сейчас все эти события, он болезненно улыбнулся про себя. Не оставалось сомнений, что именно приключилось с Демисом. И осознание этого лишь причиняло дополнительную боль. А боль всегда хотелось вернуть тому, кто её причиняет. На этом базируются всё, что делает человек. На желании вернуть боль, базируется и дружба, и любовь, и секс, и драки, и кровная месть…
- Ты знаешь, - Виталик посмотрел на стол. Ноутбук закрыт. На крышке – растерзанная полупустая пачка сигарет, - а ты заслужил всё это, - он встал, подошёл к двери. - Почувствуй хоть раз то, что ты заставляешь чувствовать других. Люди влюбляются в тебя, а ты мучаешь их невниманием, издеваешься над ними. Как часто я желал, чтобы тебе было так же плохо, как так часто бывало мне! Ты сам дьявол Демис! Ты это заслужил!
От полетевшего в свою сторону пресс-папье Виталик едва успел прикрыться дверью. Пресс-папье ударилось об дверь, оставив в ней глубокую вмятину, и упало на пол. Виталик заглянул в комнату, оценил ущерб и степень риска, что орудие могло прилететь ему в голову, закусил губы.
- Пусть тебя никто и никогда не полюбит! – еле слышно проговорил он.
Демис взял новую сигарету, отвернулся к окну.
Хлопнула входная дверь.
Это чувство накатило на самом деле, едва разомкнулось прощальное рукопожатие. Парень в голубой футболке забрался в маршрутку, расположил кое-как под сидением сумку, уселся, сложившись в три погибели, передал деньги за проезд. Кто-то захлопнул дверь. Демис уже не видел, как разворачивается маршрутка. Как проводит в прощальном жесте по стеклу длинными пальцами гость. Сердце будто плавилось, капая раскалённым воском на диафрагму и желудок. Воздух вокруг казался холодным, контрастируя с огненным жаром тела. Из тела будто выкачали все силы. Ноги приросли к побитому жизнью асфальту. Не покидало чувство, что тело погрузили в ледяную воду, а глаза засыпали углями.
Он разучился плакать слишком поздно. В тот день, наверно, когда кто-то из группы решил посмеяться над Виталиком. Его загнали в угол, начали задавать наперебой глупые вопросы. А, когда Демис решил ему помочь, устроили драку. Впервые в жизни, лёжа на полу, глотая кровь из прокушенного зыка, гадая, вылезет ли фингал или нет, нельзя было плакать. Поскольку рядом сидел на корточках Пашенко. И, если он не плакал, а лишь дрожал от страха и оскорблений, то Демис и подавно должен был терпеть…
Он не заметил, как при виде той самой царапины через экран плеера, из глаз потекли слёзы. И не замечал, как, придя домой, не провёл ладонью по лицу. И тогда не предал этому значения.
Мир вокруг стал похож на старую киноплёнку. И вспышки цветов на биении ритма музыки. Такой незнакомой. Такой родной…
Сколько прошло времени, Демис понял только, когда вторично открылась дверь. Если утром он усиленно желал, чтобы Виталик, наконец, вернул ему ключи, то сейчас был даже благодарен коллеге. Первый раз больше, чем за сутки выключив плеер, Демис вышел из комнаты. Пашенко как раз разбирал сумки.
- Привет, - Виталик слабо улыбнулся. - Я купил сандвичи, сок, сейчас заварю чай… Ещё я купил сигарет, но всю пачку не отдам, потому что, если ты будешь столько курить на нервной почве, посадишь голос. Я не хочу быть единственным поющим человеком в команде…
Внимательно посмотрев на капитана, Виталик болезненно вздохнул. Бледный, небритый, помятый, заплаканный. Таким его не было позволено видеть никому.
- Иди, умойся… Я поставлю сандвичи греться в микроволновку и побегу, обещал маме не задерживаться. Я сказал на работе, что у тебя кишечный грипп, на него не вызывают врача, поскольку он капец заразный, но послезавтра ты должен быть на службе.
- Спасибо, - Демис скрылся в ванной.
- Я не собираюсь извиняться за утро, но звони, если что! Пока!
Ночь – тяжёлое время. Мало кто в мире не согласится с этим заявлением, не смотря ни на что. Не даром человек – дневное животное. У человека в большинстве случаев тёмные глаза, защищающие от света, длинные ресницы, скрывающие глаза от дневного ветра и песка. Человек маленькое и слабое дневное животное. И ночь всегда пугает его. Ночь таит в себе хищников с расширяющимися зрачками светлых или жёлтых глаз. Ночь скрывает злые намерения и потаённые желания.
Но ночь ещё и время, когда свершаются чудеса. Время, когда, засыпая, соединяются влюблённые души. Когда рождаются и осуществляются мечты. Время, когда все сердца людей, лишённые дневных переживаний, начинают биться в едином ритме.
Уснуть не получалось очень долго. В начале двенадцатого Демис начал жалеть, что не пошёл на работу. После целого напряжённого дня в обществе жутких коллег, физиономии некоторых из которых были знакомы ещё по учёбе, уснуть было бы проще. С другой стороны, лишённый сна больше суток мозг отказывался работать целый день, и на службе он вряд ли был бы хорошим помощником.
На южном небе медленно, но верно загорались звёзды. Белые, жёлтые, красные, голубые… Складываясь в созвездия, они веками вели людей в их поисках, географических, литературных, философских, научных. Тихо сияя, ярко горя, мерцая, они завораживали миллионы людей. Миллионы и миллиарды лет… Сидя на подоконнике, Демис отстранённо подумал о законе всемирного тяготения. Все тела притягиваются друг к другу с силой, зависящей от их массы. Интересно, в каких случаях этот закон действует на людей? Наверно, не только когда ты едва достигаешь макушкой плеча человека, даже, если он горбится под тяжестью собственных костей.
В начале второго, когда кончились сигареты, Демис набрал номер Виталика.
Утро среды прошло как в тумане. С того момента, когда Виталик с тихим скандалом вырвался из когтей принципов и семейной гордости своей матери и пришёл, он не сказал ни одной фразы длиннее «ненавижу тебя, Карибов». Он не ел в присутствии Демиса, мылся за запертой дверью. В постели молчал, стиснув зубы. Он не знал, радоваться тому, что капитан немного ожил, перестал всё время слушать унылый русский рок, начал есть, или расстраиваться от того, что, не смотря на всё это, Демис постоянно думал о другом.
Поднявшись на второй этаж, Демис попросил не переводить ему телефонные звонки, налил себе большую чашку кофе и уткнулся в каталоги. Состояние напоминало то, что бывает после операции. Вроде и жив, и ничего не болит… Но в то же время, всё вокруг словно в тумане. Сознание вроде присутствует, и в то же время. Словно отступило на полшага назад, от тела. Кончики пальцев, челюсти, язык, всё, что обычно помогает взаимодействию с миром, словно под глубокой заморозкой…
- Карибов! – гаркнул неожиданно кто-то в зале.
- Он просил не соединять! – немедленно вмешался Виталик.
- Это снизу! Демис, спустись к девочкам на ресепшн!
Внизу, на регистратуре туристического агентства скучали три красивые секретарши, каждая из которых успела влюбиться в каждого представителя мужского пола, работавшего над их головами. Крашенная блондинка и огненно-рыжая сидели сейчас, склонившись друг к другу и перешёптываясь. Чуть более старшая русая демонстративно читала статью в каком-то журнале. На стойке стояла небольшая корзина с цветами. Несколько веток розовой мимозы, подснежники, листья голубого эвкалипта по краю.
- Привет, красавицы, - только сейчас Демис понял, как сильно у него сел голос за прошедшие два дня. – Чьи цветы?
- Твои, очевидно, - улыбнулась рыжая.
Блондинка рассмеялась, протянула через стойку маленькую открытку.
- Она сама выпала, - заверила она, хлопая ресницами. – И упала так, что мы просто не могли не прочитать…
Под хихиканье, Демис развернул открытку. Мелким убористым почерком в ней значилось: «Не люблю нарушать правила. Не умею жить по правилам». Без подписи. Но от прочтения этих простых слов, от кончиков пальцев и плохо соображающего мозга по телу прокатилась волна ледяного жара. Сердце больно ударилось об рёбра и скатилось куда-то в желудок. Закружилась голова.
- Держись, не падай, - буркнула русая, откладывая журнал. – Мы с девочками посмотрели, мимоза означает преданность, подснежники – надежду, а эвкалипт – мужественность. То, если эту корзинку можно перевести как «Надеюсь на взаимность, мужественно жду ответа».
Только после этих слов Демис более-менее пришёл в себя. Во всяком случае, убрал руку, на которую опирался со стойки, потёр виски. Внутри колыхалось что-то невнятное, отдалённо напоминающее посторгазменную дрожь, но менее интенсивное, ласковое и тёплое. Тело ослабло. Как в тот момент, на остановке, оно захолодело. И сердце, пропустив удар, встроилось в нормальный ритм.
Прослушав всё, что наговорили, восхищаясь курьером, девушки, Демис сгрёб со стойки корзинку, оказавшуюся на удивление тяжёлой, и вернулся наверх. Под удивлённым взглядом Виталика он поставил подарок на подоконник, убрал со стола каталоги и ненужные бумажки, уткнулся в компьютер. Когда через час зазвонил телефон, довольно бодро схватил трубку, лихо отшил оборзевшую страховую компанию. Через три, не поднимая головы, перехватил кравшегося к курилке Пашенко, отобрал сигареты, отругал, отправил на место…
Что за переключатель сработал в голове в миг, когда в руки попала открытка, Демис и сам не знал. Вечер воскресенья настолько резко перетёк для него в рабочий полдень среды, что промежуточное, незнакомое, странное состояние практически вытерлось из его сознания. Он чувствовал, что никогда уже не будет прежним. У жизни появился новый привкус, ещё непонятный, но манящий и приятный…
- Старый-добрый… э, в смысле злобный Демис? – Виталик с сожалением покрутил в руках зажигалку, убрал её обратно в карман. Они стояли на остановке в компании ещё пары ребят и крашеной блондинки с ресепшна.
- А что, я куда-то девался? – Демис пожал плечами. – Слушай, сгоняю-ка я в этот магазин, из которого цветы доставили. Уж больно интересно, кто это такой смелый?
- Что, никаких идей? – Виталик прищурился и был награждён гружёной всеми образцами полиграфической продукции тур-фирмы сумкой Демиса.
Прелесть и проклятие всех цветочных магазинов состоит в том, что из-за необходимости хранения цветов в холодильниках, в зале почти всегда холодно. Салон, сайт которого значился на открытке, не был исключением. Влетев с прогревшейся за день улицы в огромный, выложенный белой и зеркальной плиткой зал, Демис почувствовал, как по телу пробежала толпа мурашек. Зато цветы в корзинке почти сразу воспрянули духом, попав в комфортную обстановку.
- Здравствуйте! – фальшиво улыбаясь, пропел флорист, разбиравший на столе большую пачку роз странного загробно-фиолетового цвета. – Чем мы можем Вам помочь?
- Ваше?
- Наше, - флорист убрал со стола розы, взял из рук клиента корзинку, почти любовно поставил её перед собой, осторожно раздвигая листья, полил из маленькой леечки в нескольких местах. – Проблемы? Вопросы?
- Один, - Демис опустился на плетёный стул, осмотрелся. – Кто это заказал?
- Мы такой информации не даём, - флорист тут же посуровил. – Тем более, заказчик специально просил о конфиденциальности.
Понятие смешанных чувств появилось у человека в тот момент, когда отобравшим у него палку-копалку собратом оказалась женщина. В этот момент природная ревность в нём пересеклась с жаждой завоёвывать и подчинять, но тут же вспыхнуло то нежно чувство, что мы сейчас зовём любовью. Желание отдать самому орудие красивой самке, смешенное с желанием не отдавать никому и ничего породило в человеке смятение чувств, растерянность и гнев…
- Заказчик? – негромко спросил Демис, чувствуя, что замерзает. - То есть, это был мужчина?
- Мы не даём такой информации…
Демис почувствовал, как изнутри поднялась волна ярости. Первое знакомое чувство за последние трое суток. Прикусив кончик языка, он медленно снял ногу с ноги, развернулся к флористу лицом, опёрся ладонями на стеклянную поверхность стола, плавно поднялся.
- Просто скажите, кто заказал цветы? – чувствуя в голосе былую силу, Демис попутно решил бросить курить. – Просто ответьте мне на пару простых вопросов, и я уйду.
Флорист, однако, не боялся в своей жизни никого и ничего. Ему приходилось такое выслушивать за этой стойкой, что другой сквозь землю провалился бы. Он был непреступен, хотя в душе уже решил всё рассказать. Просто потому, что ему всегда нравился черноглазый грек из команды, смявшей в прошлом году все стереотипные представления о КВНе.
- Пойдите прочь! – рявкнул флорист.
Демис схватил корзинку и выскочил на улицу.
Флорист догнал его через три минуты, когда он тушил окурок в большой жестяной пепельнице у крыльца торгового центра.
- Он не представился, - флорист смотрел в сторону, как делают в таких случаях в драматических американских фильмах. – Высокий мужской голос. Звонил из другого города. Корзинку выбрал по интернету, цветы – по книге «Язык цветов».
- Шепелявый?
- Немного. И медлительный до жути.
Демис кивнул и зашагал к остановке.
URL записи
@темы: РПС: КВН