Ты нам очень нравишься, маленькая розовая птичка!(с)Akira
28.04.2012 в 13:45Пишет Jei Tucker:
Только друзья! Часть 2 (БАК-Соучастники)
Автор: Аямэ Эрли Джей
Фэндом: РПС: КВН (БАК-Соучастники)
Пэринг: Демис/Виталик, ДемисХКоля.
Жанр: Повесть
Рейтинг: R (за эмоциональную напряжённость)
От автора: Имею такое ощущение, что вынужден оправдаться за возможное историческое несоответствие по многим пунктам. Дабы скрасить эти неточности, предлагаю перестать воспринимать сие творение как РПС. А перенестись в альтернативную вселенную… (короче, я просто забил на схему сезонов)
От автора2: Под конец написания выучил карту Краснодарского края лучше карты Москвы
От автора3: Если первую половину я писал под старые выступления "БАК-станица Брюховецкая", то вторую - со скрипом, под "Скорую помощь"... Надеюсь, стиль и всё то, что понравилось читателям в первой части, от этого пострадали не сильно...
Саммери: О происхождении видов…
Часть 2
Как и неделю назад светило солнце. Пусть даже в наушниках продолжал рубить правду-матку Цой, особенно жить это не мешало. Даже способствовало хорошему настроению. Ведь эту музыку слушает вдруг ставший таким близким человек.
Близкий человек, пожалуй, отличается от родного тем, что, не зная, кто он по образованию, ещё не запомнив, сколько ложек сахара кладёт он в чай, чувствуешь его как себя. Родному человеку на автомате покупаешь сигареты его любимой марке, кладёшь две ложечки сахара, повинуясь годами выработанному инстинкту, напоминаешь об обеде, когда он закапывается в отчёты слишком глубоко. Родной человек, тот, с кем живёшь рядом много лет, будет знать, от чего у тебя болит голова, куда ты кидаешь ключи и где в твоём доме поселилась соль… Но вряд ли он почувствует, когда голова заболит, он не найдёт интуитивно ключ, пролетевший по столу чуть дальше и не досыплет в солонку белой смерти. Виталик давно уже стал родным. Но так хотелось видеть близким Колю…
Трубку не брали довольно долго. За это время Демис успел дослушать две песни, заказать пиццу и вдоволь насмотреться на вид из окна маленького кафе. Наконец, когда он уже собрался сбросить вызов, на другом конце, наконец, ответили.
- Привет, Демис. Извини, что долго не отвечал, телефон в подсобке лежал…
- Ты в магазине работаешь?
- Да, в книжном.
- Ясно. Слушай, я тут подумал, что, если как-то поработать со стилем команды?
Официант безмолвной тенью принёс заказ и удалился. После осточертевшей домашней стряпни Виталика до смерти хотелось чего-нибудь вредного.
- Мне нравится идея белого цвета, но я подумаю об этом. Извини, не могу долго говорить…
- До скольких ты работаешь?
- До десяти. Зато пятница выходной. Кстати, со мной хотят в этот раз съездить двое ребят из команды и одна знакомая, которая может помочь нам с вокалом. Как ты на это смотришь?
- Ок, всех разместим!
- Только не у Вани! Я не спал всю ночь, слушая сначала о его подвигах в Брюховецкой, потом – храп.
Демис тихо рассмеялся. Ещё раз извинившись, Николай сбросил вызов.
«Я скучал всю неделю. Всю неделю думал только о тебе. И не только потому, что мы перепутали плееры. Надеюсь, ты не против, что я добавил туда музыки повеселее? А то у нас только по одному пункту вкусы сошлись, кажется. Я говорил, что скучал? Это правда. Я скучал по твоим глазам, твоему голосу, рукам. Холодные, всегда чуть влажные руки. Живя на юге, не так плохо иметь такие под рукой. И я очень хотел бы узнать, всегда ли у тебя такая кожа. И во всех ли местах…»
Примерно такой монолог крутился в голове Демиса весь рабочий день пятницы. Сказать его вслух, глядя в глаза Николаю практически ничего не мешало… Однако, помимо не пролезающих в двери амбиций, грандиозной самовлюблённости и национальной вспыльчивости была в характере Демиса ещё и гордость размером не меньше Балканского полуострова. О, сколько раз она наступала ему на горло в самый неподходящий момент. Сколько добрых порывов, интересных шуток, ласковых слов она задушила. Сколько раз, защищая свою честь, в сторону которой никто и не думал даже дышать, Демис влезал в ненужные склоки, терял друзей и товарищей. Не говоря уже о том, сколько раз были биты Делми, Яша, Виталик… Просто за то, что оказывались правы. Поэтому, когда у остановки затормозила большая белая маршрутка, Демис просто старательно нарисовал на лице приветливую улыбку.
Из маршрутки первым делом выбрался очень толстый невысокий парень с длинными кудрявыми волосами. Придерживая дверь, он подал руку красивой девушке с пышными формами, одетую в длинное чёрное платье. Следом из маршрутки выбрался Николай, и улыбка Демиса стала искреннее. Последним на асфальт ступил человек, которого было весьма трудно не запомнить, даже, если видел «Соучастников» лишь однажды. Подумав, Демис даже вспомнил его имя – Вячеслав. Вячеслав радовал глаз как маленьким ростом, так вполне миловидной внешностью. Об этом стоило подумать…
- Привет, рабы! – Демис подскочил к прибывшим. - Добро пожаловать на галеры! Добрый вечер, сударыня, как Вас зовут?
- Вика, - девушка мягко улыбнулась. – А это Арам и Слава.
- Спасибо, Вик, - Николай улыбнулся.
Немного умерив пыл, Демис отступил на полшага назад, поднял, наконец, взгляд.
За прошедшую неделю весь город зазеленел и расцвёл. Одуванчики буйствовали везде, где смогли пробиться. Распускались листья на тополях, набухали почки на каштанах и магнолиях. В горах постепенно просыпались эвкалипты… Состояние природы, конечно, способствовало рассеянности и влюблённой задумчивости… Вот только Демис слабо допускал такую возможность в отношении себя. Но чувства наши правят нами вне зависимости от того, верим мы в них или нет. Химия это наших тел или голос Бога, но от желания подчинять чувства себе, как правило, всё становится только хуже.
Хорошо, когда находится человек, способный оборвать повисшую паузу.
- Прости, я твой плеер утащил, - Николай смущённо улыбнулся. – Но, должен отметить, что турецкий рэп, это вынос мозга!
Мозг Демиса немедленно включился. Подхватив с земли спортивную сумку Виктории, он начал рассуждать о современных тенденциях в мировой поп-культуре, быстро шагая по тротуару. Приняв нормальное направление, мысли потекли свободно и плавно, как всегда. Трепаться ни о чём проще всего. Особенно, когда рядом благодарный слушатель, человек, от одного звука голоса которого сладко сжимается сердце… Тем более, когда есть новости, которыми необходимо поделиться:
- Кстати! У нас ведь есть три новости! Первая, я дозвонился до Делми, он обещал приехать и привести Женьку и Парахина. Вторая: родители Виталика, хозяева трёхкомнатной квартиры в доме напротив моего, напротив, решили выбраться в Брюховецкую, посмотреть, как там «дача». Это хорошие. Плохая новость заключается в том, что Делми два часа назад угодил в пробку, и подъедет только часа через три. Какие будут предложения?
- У нас тоже есть новость, - подал голос Слава, - о которой все благополучно забыли. У Виктории День Рождения!
- Да ну? – Демис остановился на мгновение. – Вот здорово! Отметим заодно! Ок, тогда закинем вещи, возьмём Виталика и в магазин?
Команда активно закивала.
Виталик начал не любить Дни рождения в тот злосчастный день 15 сентября, когда родители первый раз оставили его одного в квартире и уехали в Сочи. В тот же вечер в квартире нарисовалась почти вся команда, плюс по нескольку человек из группы и хора. Всего порядка пятнадцати человек. Возглавляемая Демисом котла весьма оперативно вычистила холодильник, затоптала ковёр, сломала телевизор… Но не это было главным.
Говорят, что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. Практика немного расширяет это расхожее выражение. На самом деле, после определённого количества спиртного человек не только начинает говорить, что думает, а не наоборот, но и ведёт себя соответственно. По отношениям человека с алкоголем можно судить о его отношениях с жизнью в целом.
Если ты экстраверт с потаёнными желаниями, неисполнимыми в силу объективных обстоятельств, ты будешь стараться что есть мочи реализовать свой потенциал, пока обстоятельства вышли покурить. Например, Делми каждый свой День рождения порывался петь.
Если ты замкнутый, но обаятельный и честный человек, скорее всего, из тебя полезет всё, что ты думаешь об окружающих. Монологи подвыпившего Якова заканчивались только вместе с его неуёмной энергией. Наутро многие переставали с ним разговаривать и старательно пытались корректировать поведение… Пару дней.
Ну, а, если ты, всю жизнь, стараясь быть душой компании, на самом деле охраняешь целый выводок тайн о себе и своей личной жизни. Если любая эмоция, допущенная на твоё живое, красивое лицо выверена и взвешена внутренним компьютером. Если внутри горит огонь, языки которого изредка, но больно жалят самых близких, скорее всего забившись в угол в обнимку с бутылкой, ты будешь сердиться на весь мир, периодически огрызаясь на проходящих мимо. К сожалению, именно этим закачивалось любое торжество для Демиса.
Утро субботы началось далеко после полудня. Виталик смутно помнил, как несколько часов назад Николай тряхнул его за плечо и спросил, поедет ли он на море. Виталик отмахнулся, натянул плед на голову и снова уснул. Сейчас ему было нехорошо, но не настолько, чтобы продолжать валяться в постели в душной комнате. Одному. Уж лучше допить остатки апельсинового сока (спасибо Вике, что уговорила взять целую упаковку), прочитать записку и начать готовить оладьи.
- О, моя любимая жена готовит завтрак…
Виталик оглянулся. Демис стоял в дверях кухни, привалившись к стене. Мстительной стороне души Пашенко было любо-дорого посмотреть на капитана. Опухшие, красные глаза, бледная до зелены кожа, сдавленное дыхание. Но в глубине души Виталик всё ещё любил этого человека… И вид его вызывал у него панику и боль.
- Садись… Или пойдёшь умываться?
- А где все? – Демис сполз на табуретку, поёжился.
- Женька и Димка поехали продолжать с Лёшей, а Делми собрал всех остальных и повёз показывать море…
- А меня чего не разбудили?
- Тебя разбудишь!
Демис вздохнул, побрёл в ванную.
Последнее, что сохранилось в его голове из вчерашнего вечера – перепался между Делми и Николаем за гитару. Виталик, кажется, отобрал инструмент у обоих, провёл по струнам… Далее наступал провал в память, в который вполне могли уместиться и оскорбления в адрес команды, и драка, и грязные приставания к первому попавшемуся объекту. Заканчивался провал сегодняшним ранним утром, когда естественные потребности организма преодолели нежелание вставать в ближайшие несколько суток. На обратном пути, цепляясь за стены и проклиная ликёроводочную индустрию всего мира, Демис случайно налетел на дверь в комнату Виталика. Дверь распахнулась, и Демису предстала весьма странная и неожиданная картина…
Пашенко спал на краю своей кровати, укутавшись в плед по самые уши. С противоположной стороны, у стены, под одеялом, вытянувшись во весь рост, крепко спал Коля.
На обнажённом плече парня спала Вика.
Зрелище настолько потрясло Демиса, что он не сразу поверил своим глазам. Но в этот момент девушка перевернулась во сне, попутно выпутываясь из-под одеяла. Платья на ней не было. Закрыв дверь, Демис отступил к противоположной стене, плохо соображая, как такое могло произойти…
Обычно такое состояние называют «как пыльным мешком из-за угла». Стоишь и не можешь понять, что произошло, не приснилось ли тебе это и, если приснилось, то почему до сих пор не можешь проснуться… Это страх, сковывающий сознание. Страх, что этот сон никогда не кончится. Что, впившись в мозг, он будет преследовать, мешая работать и жить… Это боль. Страшная, терзающая боль, чуть притуплённая алкоголем, а от того ещё более мучительная. Забившись в кресло в гостиной, Демис довольно долго не мог снова уснуть… А, проснувшись - понять, стоит ли вставать сейчас и вообще жить дальше…
- Может, позвонишь Делми, спросишь, где они? – Виталик поставил перед немного пришедшим в себя капитаном чашку свежесваренного кофе.
В тот момент, когда в ночи кто-то с размаху влетел в его комнату, Виталик естественно проснулся. Приоткрыв глаза, он заметил поверх пледа мелькнувшую в коридоре тень, подозрительно напоминающую Демиса. Не предав его краткосрочному явлению никакого значения, Пашенко отодвинулся немного от края кровати и уснул, прижавшись спиной к груди Виктории. Сейчас, анализируя подавленный взгляд капитана, Виталик судорожно соображал, стоит ли рассказывать ему об истинном положении дел или нет. Рассказать, значило навсегда забыть даже о призрачной надежде быть рядом с любимым человеком. Не рассказать – предательством его же в чистом виде. В конце концов, Виталик решил подумать после того, как восстановит квартиру после набега этих варваров. Правда, надо отдать должное гостям из Армавира, они не только не буянили сами, но и не раз осаживали хозяев.
- Оу! – Делми первым заметил спускающегося к морю Демиса. - Атаман проспался!
- Ты единственный тут называешь меня так искренне? – Демис вручил парню пакет с фруктами.
- За остальных не скажу, но я – точно. А где Виталий?
- Остался восстанавливать руины. Что море?
- По-прежнему на месте. Какого хрена Лёха нас послал?
- Не хочу вспоминать. У вас тут наливают или как?
- Да, конечно! Слава, налей атаману?
Забрав свою порцию шашлыка и большой пластиковый стакан вина, Демис незаметно отошёл в сторону, присел на одиноко валяющийся лежак. Кажется, идея отпраздновать День рождения Вики вместе, не просто способствовал знакомству, но и сплотила команду. По крайней мере, ту её часть, что присутствовала сейчас здесь.
С моря дул ласковый для раскалывающейся головы ветер. Довольно высокие волны переворачивали камни, и этот шум как ничто другое успокаивал нервы. Солнце скрылось за небольшими облачками. Температура воздуха колебалась между нормальной и прохладной.
Человек долго не рисковал приблизиться к морю, но, ступив в ласковые волны, почти сразу захотел покорить его. К тому времени, когда на воды Эгейского моря были спущены первые галеры, жители Египта уже могли добраться до Северной Америки. Папирусные, сосновые, дубовые… Плоскодонные, килевые… Парусные, вёсельные, даже моторные, на человеческой тяге, суда бороздили моря и даже океаны. С их помощью вели войны, обеспечивали пропитание. Чуть позже, а, может, и намного раньше, с их помощью человек отправился исследовать новые земли и знакомиться с новыми людьми…
- Ты где?
Демис открыл глаза и увидел сидящего на камнях Николая. Рукава серого свитера были явно коротковаты, равно как и джинсы. Одно из двух: либо у этого человека было недостаточно средств, либо в его родном городе было недостаточно магазинов…
- Между Лесбосом и Хиосом…
- Бывал нам?
- В одной из прошлых жизней… Ты подумал про то, о чём мы говорили по телефону?
Говорить было довольно больно. Казалось не то наивным не то лицемерным сидеть здесь, расспрашивать о грёзах и медитациях, после того, что было ночью. Нежнейший пух мимозы подёрнулся чернотой уже к утру пятницы. Не говоря о подснежниках, увядших на тот момент почти все. Конечно, цветам было не место в жаркой комнате, на подоконнике. Тем более после того, как их протаскали по солнцу через полгорода… Но Демис видел в этом странную иронию судьбы. В том, кем была послана эта корзинка, он не сомневался… И от того, вспоминая то, что видел ночью, чувствовал новые и новые волны боли.
- Да, подумал, - Коля глотнул вина из стаканчика, щурясь, посмотрел на море. – Я думал об интегрировании стиля «Соучастников» в стиль «БАКа». Вертикальные полоски, но с учётом белого цвета…
- Есть более конкретные мысли?
- Нет… Демис, если ты дуешься из-за моей несобранности, то должен заверить…
- Я не дуюсь! - Демис дёрнулся, резко садясь, от чего в голове снова словно взорвалась мина, и от того вдруг прорвался поток искренности и красноречия: – Я просто хочу честности в своей… в смысле, в нашей команде! Я устал от интриг Виталика, от сплетен Лёхи… Устал от того, что меня, боясь моего справедливого гнева, не ставят в известность по многим вопросам и врут мне…
Повисло молчание. Ветер, постепенно унимая боль, по-прежнему ласково перебирал волосы. Волны переворачивали камни. Камни, ударяясь друг об друга, перекатывались, шуршали, медленно, миллиметр за миллиметром обтёсывая свои бока, превращаясь сначала в гладыши, и, постепенно, в песок.
Глядя в даль моря, Демис почувствовал, как накопившаяся в его сердце обида медленно закипев, выплёскивается через край. Хотелось, наверно, придушить кого-нибудь. Или хотя бы что-нибудь порвать… Или заплакать. Но последняя директива была запрещена…
- Не надо мне врать, - закончил он. - Ни для кого это пока добром не кончилось.
- Но…
Но Демис уже не слушал. Встав с лежака, он вернулся к команде, включился в общение. На душе его повис камень. Но необходимости быть душой компании это не отменяло…
Делми уехал вылавливать Батона и Парахина из ласковых, но цепких объятий Алексея. До этого Вика всех тщательно прослушала и пообещала к Юрмале превратить команду в настоящий казачий хор. Ночью прошёл дождь. В корзине завял последний подснежник.
Думать о том, что завтра снова придётся тащиться на работу, а после – выслушивать от родителей Виталика всё, что они думают по поводу разгрома квартиры, того, что их сын снова живёт не дома, а заодно, где они видели весь их КВН, команду и, конечно же, отношения, не хотелось. Не хотелось ночевать в огромной квартире, на постели, пропахшей сладкими женскими духами и едва различимым мужским потом. Но, прежде всего, задолго до этого, не хотелось отпускать большую белую маршрутку с гордой надписью на лобовом стекле «Геленджик-Новороссийск-Армавир». Не смотря ни на что, не хотелось разнимать рукопожатия, сводить глаз с бледной кожи гладкого лица, с коротких серебристых волос. Он не отводил взгляда. Слишком наглый или слишком глупый? Слишком наивный. И добрый. С большим сердцем, несомненно, любящим. Но только кого?..
В понедельник на стойке регистратуры у восторженных секретарш стояла композиция. Три алые розы в ветках цветущего миндаля и горной сосны.
«Верю. Надеюсь. Люблю».
Что, в сущности, такое неделя?
Понедельник, когда включаешься в жизнь лишь за двадцать минут до конца. Когда идёшь, держа зонтик больше над крашеным блондином, с которым свела судьба больше десяти лет назад, чем над собой. Когда, поужинав с его родителями и забрав гостинцы из дома, возвращаешься к себе. Упав на кровать, долго косо улыбаешься, думая о волшебных выходных позади. И мрачнея до слёз, вспоминая предательство посреди них.
Вторник, когда, проснувшись до будильника от ласкового прикосновения к волосам, невольно, ещё не вернувшись из мира грёз, произносишь его имя. Почувствовав острые ногти в плече, понимаешь, как ошибся. Не думаешь извиняться. Записываешь мысли на краешке рекламного проспекта. Идя домой, покупаешь в качестве извинения мороженное. Конечно, ему его нельзя… Но, если очень хочется, то можно.
Среда, когда вскочив с готовым сценарием в голове посреди ночи, включаешь ноутбук, музыку, свет. Начинаешь записывать отдельные фразу, делая на автомате ссылки об общем сюжете. Когда концепция готова уже настолько, что можно сразу бежать на сцену. Когда остаётся написать только пару песен… Когда в обед выгребаешь из ящика крашеного блондина сигареты. И даришь ему вечером веточку пурпурного гиацинта, прося прощение за то, что творится последние дни. И, наслаждаясь, слушаешь проклятия в адрес пахучего цветка, вызвавшего приступ мигрени.
Четверг, когда посреди рабочего дня неожиданно звонит мобильный телефон. Когда приходится рукой прижать грудь, в попытке успокоить сердце, прежде чем ответить. Когда, выслушав идею серебряного цвета в костюмах, начинаешь смеяться, не представив себя в белом, а просто от счастья слушать этот голос. Когда, идя домой, покупаешь чёрную рубашку. С серебряными узором.
Когда наступает пятница, уже не можешь сосредоточиться, хоть и не знаешь точно, увидишь ли вечером его усталую с дороги физиономию. Его голос вчера ночью был грустным. Он звонил, лёжа в постели, тайком от родителей. Просто решил позвонить. Сказал, что очень устал. Что соскучился. И назвал атаманом…
Он действительно выглядел очень усталым. Бледным, замотанным… При виде зеленушного оттенка на бледной коже, Демис испытал желание свернуть шею всем, кто мучил Николая всю неделю.
Новый приступ жгучей боли в груди при воспоминаниях недельной давности. И сладкая волна от прикосновения длинных тонких пальцев к ладони. Сегодня больше не будет никого. Иван взял на эту неделю отпуск и свалил в Брюховецкую. У Якова учёба. У Пашенко – культпоход с родителями на балет. Команда будет завтра. Завтра будут обсуждения сценария, шуток, споры о том, стоит ли идти в сезон или сразу подаваться на Юрмалу… Всё будет потом. Сейчас – чай, ужин. Сейчас обменяться, наконец, плеерами. Обсудить новости. Поболтать о работе, спорте, учёбе… Выплеснуть, наконец, друг на друга всё, о чём обычно говорят люди, знакомясь и начиная дружить.
Дом окутывали лёгкие серые сумерки. Закончился чай. Шевелиться не хотелось. Силы оставались только на то, чтобы коротко переговариваться, лёжа на кровати, не раздеваясь.
- Ты бросил курить?
- Да… И так редко, а потом подумал, чего это я голос порчу, и бросил… А ты?
- Мама не работает с моего седьмого класса. Если бы я хотя бы взял сигарету в руки, одно моё ухо отправилось бы на поезде в Москву, а другое – в Дели.
Тихо рассмеявшись, Демис повернул голову, посмотрел на длинные ноги Николая, закинутые на изголовье кровати. Хотелось бы забраться под одеяло, прижаться к его плечу. Может быть, даже подумать о том, что всё бывает в первый раз, поддаться, почувствовать то, что обычно чувствовали в этой постели другие… Ведь он никогда не отличался верностью. Но почему-то всегда требовал её от других.
- Как там, кстати, Вика?
Имя кольнуло горло и немного – сердце.
- Работает. Разработала схему, по которой сможет заниматься даже с теми, у кого нет скайпа. Честно говоря, за всю неделю я говорил с ней один раз по мобильному.
- Разве вы не…
- Нет…
Демис сел, чувствуя сильное головокружение и сердцебиение. От наплыва чувств у него подскочило давление.
- Но вы же…
Он снова уронил голову на подушку, закрыл глаза, сжал пальцами переносицу. Воспоминания и воображение широким потоком обрушились на него. Он видел словно наяву, как занимаются любовью крепкий, очень высокий мужчина с белой, почти прозрачной кожей и красивая женщина с пышными формами и длинными волосами цвета молочного шоколада.
- Нет. Ты видел нас вместе тогда?
- Да…
Кровать скрипнула, прогибаясь под весом меняющего положения человека. Щеки коснулись прохладные пальцы. Не лаская - привлекая внимая.
- Хочешь, расскажу, что на самом деле произошло?
Слушать оправданий на самом деле не хотелось. Нет оправданий тому, что спишь в обнимку с обнажённой женщиной кроме секса. Упрямая, гордая натура Демиса ещё в детском саду решила, что всегда и во всём он будет верить только себе. Своим глазам. Своим мыслям…
- Когда все уснули, Вика попросила у Виталика что-нибудь переодеться, поскольку Делми уснул на её сумке. Виталик дал ей халат своей мамы. Мы втроём перебрались на кухню, выпили ещё немного. Потом Вике стало плохо. Мы отвели её в комнату. Вике было холодно, мы вспомнили мудрость из одного старого фильма о том, что один индеец замёрз под одеялом, в то время как два под таким же одеялом выжили… Я, действительно, был очень пьяным. Я уснул, едва снял футболку. Под утро в комнате стало жарко, Вика сняла халат… Вот и всё…
На потолке была трещинка в виде звезды. Первым её заметил Виталик, валяясь как-то на кровати несколько лет назад. Потом появилась привычка смотреть на неё, засыпая. Почему-то она успокаивала, напоминала, наверно, старое детское стихотворение не то Заходера, не то Барто… А ещё казалось, что, если очень долго смотреть в хитросплетение чёрных чёрточек на серовато-белом фоне, сквозь них начинает становиться видно небо, полное звёзд… Небо чуть качнулось, волоски трещинок на штукатурке расплылись будто в окуляре плохо настроенного бинокля…
Когда слёзы наполняют глаза человека, он невольно опускает веки. Не потому, что солёная жидкость ест нежную склеру. А от того, что, полагаясь в основном на зрение, человек не может долго терпеть мути перед глазами. Потому что, поддавшись эмоциям, человек может не заметить врага или другую опасность.
Практически невозможно было признаться себе в том, что все принципы, гордость, самомнение только что оказались провёрнуты через мясорубку. В том, что сердце давно уже (две недели, это срок!) истерзано недомолвками, сомнениями… острой зависимостью от присутствия рядом полной свой противоположности. В том, что, если это продлится ещё хоть пару дней, узел лжи и предетельств затянется так сильно, что станет невозможно смотреть в глаза кому бы то ни было, не только из команды.
- Человеку свойственно видеть свои недостатки в других, - Демис открыл глаза, только сейчас чувствуя влажные дорожки на висках. – Прости…
Вместо ответа запястья коснулись длинные холодные пальцы. Чуть влажные не то от волнения, не то от дистонии.
Когда мама уснула. Когда отец надел наушники и уткнулся буквально носом в компьютер. Когда кошка свернулась клубочком на кресле. Виталий Пашенко осторожно толкнул незапертую дверь.
На улице накрапывал дождь. Длинные белые волосы скручивались от влажности и становились похожими на мочалку. Белая выходная рубашка, в преддверии грозы, пропахла потом и бензином.
Переходя улицу, он думал о том, зачем опять сбегает из дома. Зачем нервирует родителей, сердит Демиса. Он думал о проигрышах и выигрышах. О зависимости от них настроения команды и капитана. Капитан любил весь мир, получая призы и награды. И ненавидел всех вокруг, завоёвывая вторые, третьи места. Быть лучшим. Любить лучших, быть с лучшим…
«Это твоя награда», - справедливо отметил он однажды, ставя КиВиНа в Золотом на полку в комнате Виталика. Наверно, это было первое и последнее, что он сделал в жизни справедливо…
Осторожно повернув в замке ключ, Виталик зашёл в узкий пыльный коридор, снял туфли. Безэмоционально взглянул на сумку, оставленную на калошнице. Он представлял, что увидит. Ведь Иван уехал, у Яши дома родители, а у Демиса категорически негде спать кроме его собственной кровати. Толкнув легонько дверь, он прошёл в комнату, взял со столика разбитое пресс-папье, сел в кресло.
Демис, как обычно, спал на спине, закинув руку за голову. Он уснул, наверно, не закончив разговор. От усталости и нервного перенапряжения. Словно больной, всю неделю прометавшийся в лихорадке и вдруг почувствовавших себя лучше.
Николай лежал на боку, зарывшись носом куда-то под плечо капитана, обнимая его поперёк груди. Переплетя свои пальцы с его.
Болезненно прикусив губу, Виталик запрокинул голову, сжал пресс-папье. Он помнил каждую минуту, проведённую рядом с ним. В школе, когда сердце только учится любить. Когда боль от поражения команды равносильна боли от потери близкого. Когда уставшим нервам и мускулам ещё не нужны для продления жизни ни секс, ни алкоголь, ни табак. В институте, в пустоте нового дома, в одиночестве непривычного шума моря. В репетициях, выступлениях, проигрышах и победах. За кулисами, впервые, снова. Вместе, как, казалось, навсегда...
Поднявшись, Пашенко прошёл по квартире, собирая кончиками пальцев пыль с горизонтальных поверхностей. Сколько они помнили страсти, боли… Об этот комод его приложили головой, и он не поехал на ту игру. Проигранную. А на кухонном столе чуть раньше занимались любовью, отмечая почти победу. Голова кружилась от страсти, длительного перелёта, волнения, усталости…
На холодильнике, прижатый магнитами, привезёнными из Греции – не им, другими – висел блокнот. Вырвав из него листок, Виталик сел на табуретку, чуть качнулся по привычке. Конечно, мама его убьёт. Надо искать другое жильё. А ещё – другую работу… И, кажется, новую команду…
«Привет… Прости, я повёл себя как предатель. Как трус, точнее говоря. Видя, как сильно ты полюбил его, я должен был рассказать, что произошло в пятницу ночью… Но промолчал. Я хотел вернуть наши отношения, вытащить их из кризиса… Но лишь продлил агонию.
Прости…
В понедельник я напишу заявление об увольнении. Утром позвоню Лёхе, спрошу, можно ли будет пожить у него в Краснодаре, пока не найду работу…
Прости. Я знаю, что казаки не бросают своих. Но я, наверно, не казак.
Спокойной ночи, атаман…»
Смяв записку, Демис с размаху врезал кулаком по стене.
- Скотина! Убью!
Меньше всего составляющих у гнева. Вспыхнув, вспоминаешь мигом все промахи того, кто вызвал гнев. Каждая фальшиво взятая нота, начиная с хора в девятом классе, стоит в ушах. Перед глазами толпятся протащенные на сцену плохо отрепетированными репризы. Руки сжимаются в желании ухватить наглеца за крашеные волосы и приложить как следует о стену.
- Тише!
Демис не сразу понял, что его остановило, тихий мягкий, как пух розовой акации голос, или лёгкое прикосновение к плечу.
- Дай сюда записку, - Коля мягко, но настойчиво вытащил из пальцев Демиса листок, сел за стол, чуть щурясь, прочитал. – Вот истеричка… Что думаешь делать?
Вот что Демис в данный момент не делал, так это не думал. Кофейная чашка уже полетела на пол, вслед за попавшей под горячую руку тарелкой. Теперь по полу, под босыми ногами мотались, собирая на себя пыль, белые соцветия цветной капусты и кружочки сосиски.
- Убить за такое мало! – Демис схватил турку и запустил ею в стену. Горячие брызги кофе разлетелись по всей кухне. – Кто петь будет, мне интересно!? Ты? Я? Парахин, чтобы ему до самой Юрмалы икалось! Между прочем, мы именно из-за него в тот раз проиграли! Нас зритель не понял!
Развернувшись на 180 градусов, Демис наткнулся взглядом на Колю. Потирая обожжённую брызгами руку, он сидел, чуть сжавшись, и внимательно наблюдал за метаниями визави. В свете лампочки, включённой ввиду очередного пасмурного дня, его волосы казались совсем белыми. В кристально-чистых голубых глазах читалась та же боль, то же горе и тот же праведный гнев, что верховодил сейчас над всеми чувствами Демиса. По длинной, узкой кисти руке расползалось красное пятно ожога.
- Успокойся, - Николай разгладил складки на лежавшей перед ним записке. – Силой мы всё равно никому лучше не сделаем…
Глубоко вздохнув, Демис внезапно для себя испытал острую нехватку поддержки и тепла в жизни. Говорят, что в один прекрасный момент любая лошадь, на которой пахали всю её жизни, останавливается посреди поля. И, если в этот момент хозяин не выйдет из-за плуга и не возьмёт трудягу под уздцы, она непременно ляжет и умрёт. И меч, которым без устали бьются денно и ночно, непременно сломается, если не вложить его в ножны, подвязанные к поясу и не сказать «спасибо». Усталость тела. Усталость металла. Точка напряжения, от прикосновения к которой может разлететься на куски любое, самое прочное стекло.
Парой шагов пересеча маленькую кухню, Демис нерешительно обнял Николая за плечи, и тут же почувствовал на спине сильную руку, притягивающую ближе. Колючие и при этом мягкие волосы под ладонью, казалось, выключили всю злость, оставив лишь боль и растерянность. А ещё – нежность и благодарность. Чувства странные, дикие, незнакомые… Но приятные и очень сильные.
- Хочешь, я с ним поговорю?
- О чём?
- О том, что взрослением жизнь не заканчивается…
Демис нехотя отступил, выудил из-под стола вторую табуретку, сел.
- Что ты имеешь в виду?
- Мы очень долго говорили тогда на кухне. Он рассказал, как его родители решили, что на их малой родине ребёнку со слабым здоровьем и выдающимися вокальными данными будет легче учиться. Как влюбился в тебя в первый день, когда увидел…
- Четвёртого сентября 1997 года… - Демис нервно нашарил на столе руку Коли, вцепился в неё как в спасательный круг.
- Он рассказал о том, как вы стали жить вместе…
- В мой День рождения на втором курсе, когда усилиями Парахина и Батона сгорела моя комната в общежитии…
- И чем больше он говорил, тем больше я понимал, что его любовь к тебе не исчезнет до конца никогда. Это любовь ребёнка к домашнему животному…
- Ну, спасибо…
- …Или старшему брату. К тому, кто всегда будет рядом, не смотря ни на что. Братья женятся, но сёстры, хоть и ревнуют их жён, продолжают любить своих братьев. Однажды младшие сёстры влюбляются и выходят замуж… Но продолжают любить своих братьев и быть с ними лучшими друзьями.
Демис оторвал взгляд от заметно пульсирующей голубой жилки на запястье Николая, поднял голову. Хотелось курить. Но он же бросил. Странно и незнакомо хотелось спрятаться куда-нибудь, где не будет больше никогда кроме их двоих. Где не будет дождя, зарядившего на всю неделю. Не будет липкого от кетчупа и сосисок и скользкого от капусты пола. Не будет удушливого запаха кофе… Не будет ничего кроме больших прохладных ладоней, колких белых волос и мерного тихого биения сердца…
- Я не смогу ему этого донести, - голос звучал затравленно.
- Я смогу, - Николай поднялся, коротко поцеловал Демиса в губы и вышел в коридор.
Сердце никогда не разбивается сразу и до конца. Обычно ощущение такое, будто его медленно и планомерно пилят большой двуручной пилой. И каждое движение отзывается страшной болью во всём теле. Слёзы стекают каплями крови по сердцу и по лицу. Когда за окном идёт дождь, плакать легче. Кажется, будто природа поддерживает тебя в твоих мучениях и чувствует твою боль.
Собрав с лица слёзы, Виталик посмотрел в окно, уткнувшись лбом в холодное стекло. За прошедшую ночь он устал плакать. Устал, содрогаясь всем телом, чувствовать, как внутри умирает частичка души. Грудь и живот болели от рыданий. Голова и глаза – от нервного напряжения. Он сгрыз ногти и губы, перебрал все проклятия…
- Виталик! – в комнату сунулась мама. – С тобой хочет поговорить некто Архипенко Николай.
- Пусть убирается! – Виталик отвернулся к окну настолько, насколько позволял узкий подоконник.
- И, всё-таки, я зайду… Поставите зонтик? Спасибо… Виталь?
В отражении на запотевшем стекле проявились очертания очень высокого молодого человека. Вздохнув как можно глубже, Виталик оглянулся. Ненависти непосредственно к Николаю он не испытывал. Он понимал, что так уж сложилось, и этого не изменить. И в их команде два капитана, и они будут вместе. Потому что одна голова, особенно Демиса, хорошо, но две, тем более, с Колиной, лучше. Потому что команде нужен новый толчок навстречу к заветной мечте. Да просто потому, что того, кто дарит возлюбленному розы и цветы миндаля, нельзя ненавидеть…
- Чего тебе?
Говорить было очень больно. Но, по крайней мере, можно было дышать.
- Не уходи из команды, - Коля присел на край кровати.
- Назови хоть одну причину, чтобы я этого не делал…
- А кто петь вместо тебя будет?
- Пусть Демис поёт.
Виталик сполз с подоконника, взял на столе несколько салфеток, высморкался, посмотрел на себя в зеркало. Опухшие от бессонной ночи глаза, покрытая красными пятнами кожа… В таком виде он не хотел бы показываться никому на свете. Тем более, своему сопернику.
- Ты представляешь себе Демиса, поющего «Натурал Константин»?
Несмотря на боль, и моральную, и физическую, Виталик невольно улыбнулся.
- Послушай, - продолжал Коля, - я даже представить себе не мог, как виноват перед тобой. Но, даже, если бы я знал о ваших отношениях, я бы не смог сдерживать чувства. Просто такая привычка, если есть шанс, почему им не воспользоваться. Если шанса нет, его нужно придумать. Как говорится, выиграем – выиграем, не выиграем… всё равно выиграем. Я хочу, чтобы ты понял две вещи: ни я, ни Демис тебе не враги. И второе, ты найдёшь ещё человека, который будет сдувать с тебя пылинки, которого ты полюбишь по-настоящему…
На протяжении всего монолога, Виталик стоял посреди комнаты, обхватив себя руками, и безотрывно смотрел в зеркало. Он не видел своего отражения. Его взор был погружён глубоко внутрь. В память о первой встрече, первом поцелуе… Первой ссоре. Он чётко понимал на протяжении всей жизни, что человек, находившийся рядом с ним, казалось, всегда, испытывает к нему чувства, отличные от понятия любви в общечеловеческом смысле. Он видел в Виталике игрушку, домашнего питомца… Предмет роскоши, красивый аксессуар. Друга, помощника. Заместителя. Поющий минимум… Но далеко не любимого человека, которым полагается дорожить. Это было видно в каждом его движении, в каждом поступке. Не в излишней и ненужно грубости даже, а в том, как не раз находились на подушки чужие, мужские и женские, волосы. В том, что, защищая на людях, он мог изводить после, дома. До недавнего времени – только длинным языком. Было видно, как сильно и безнадёжно он влюбился, уже, когда получил письмо с предложением об объединении команд.
Прикусив губу, Виталик коротко вздохнул. И вдруг почувствовал, что от всей боли, переполнявшей его всю эту ночь, осталось только тянущее ощущение в перетружденной диафрагме и песок в глазах.
- Он будет издеваться надо мной на сцене и в жизни…
- Не будет, - Николай коротко улыбнулся. - Не обещаю, что буду всегда тебя защищать, но, если разумные пределы справедливости будут преодолены, конечно, вмешаюсь.
Ещё раз взглянув на себя в зеркало, Виталик подошёл к двери. Всё ещё было немного грустно, но то была грусть, схожая с прохладой после дождя, когда из-за туч уже выбирается солнце, а в лесу начинают тихонько щебетать перепуганные птахи.
- Так и быть, - Виталик резко развернулся, слабо, но искренне улыбаясь, - я остаюсь!
URL записи
Только друзья! Часть 2 (БАК-Соучастники)
Только друзья!
Автор: Аямэ Эрли Джей
Фэндом: РПС: КВН (БАК-Соучастники)
Пэринг: Демис/Виталик, ДемисХКоля.
Жанр: Повесть
Рейтинг: R (за эмоциональную напряжённость)
От автора: Имею такое ощущение, что вынужден оправдаться за возможное историческое несоответствие по многим пунктам. Дабы скрасить эти неточности, предлагаю перестать воспринимать сие творение как РПС. А перенестись в альтернативную вселенную… (короче, я просто забил на схему сезонов)
От автора2: Под конец написания выучил карту Краснодарского края лучше карты Москвы
От автора3: Если первую половину я писал под старые выступления "БАК-станица Брюховецкая", то вторую - со скрипом, под "Скорую помощь"... Надеюсь, стиль и всё то, что понравилось читателям в первой части, от этого пострадали не сильно...
Саммери: О происхождении видов…
Часть 2
Как и неделю назад светило солнце. Пусть даже в наушниках продолжал рубить правду-матку Цой, особенно жить это не мешало. Даже способствовало хорошему настроению. Ведь эту музыку слушает вдруг ставший таким близким человек.
Близкий человек, пожалуй, отличается от родного тем, что, не зная, кто он по образованию, ещё не запомнив, сколько ложек сахара кладёт он в чай, чувствуешь его как себя. Родному человеку на автомате покупаешь сигареты его любимой марке, кладёшь две ложечки сахара, повинуясь годами выработанному инстинкту, напоминаешь об обеде, когда он закапывается в отчёты слишком глубоко. Родной человек, тот, с кем живёшь рядом много лет, будет знать, от чего у тебя болит голова, куда ты кидаешь ключи и где в твоём доме поселилась соль… Но вряд ли он почувствует, когда голова заболит, он не найдёт интуитивно ключ, пролетевший по столу чуть дальше и не досыплет в солонку белой смерти. Виталик давно уже стал родным. Но так хотелось видеть близким Колю…
Трубку не брали довольно долго. За это время Демис успел дослушать две песни, заказать пиццу и вдоволь насмотреться на вид из окна маленького кафе. Наконец, когда он уже собрался сбросить вызов, на другом конце, наконец, ответили.
- Привет, Демис. Извини, что долго не отвечал, телефон в подсобке лежал…
- Ты в магазине работаешь?
- Да, в книжном.
- Ясно. Слушай, я тут подумал, что, если как-то поработать со стилем команды?
Официант безмолвной тенью принёс заказ и удалился. После осточертевшей домашней стряпни Виталика до смерти хотелось чего-нибудь вредного.
- Мне нравится идея белого цвета, но я подумаю об этом. Извини, не могу долго говорить…
- До скольких ты работаешь?
- До десяти. Зато пятница выходной. Кстати, со мной хотят в этот раз съездить двое ребят из команды и одна знакомая, которая может помочь нам с вокалом. Как ты на это смотришь?
- Ок, всех разместим!
- Только не у Вани! Я не спал всю ночь, слушая сначала о его подвигах в Брюховецкой, потом – храп.
Демис тихо рассмеялся. Ещё раз извинившись, Николай сбросил вызов.
«Я скучал всю неделю. Всю неделю думал только о тебе. И не только потому, что мы перепутали плееры. Надеюсь, ты не против, что я добавил туда музыки повеселее? А то у нас только по одному пункту вкусы сошлись, кажется. Я говорил, что скучал? Это правда. Я скучал по твоим глазам, твоему голосу, рукам. Холодные, всегда чуть влажные руки. Живя на юге, не так плохо иметь такие под рукой. И я очень хотел бы узнать, всегда ли у тебя такая кожа. И во всех ли местах…»
Примерно такой монолог крутился в голове Демиса весь рабочий день пятницы. Сказать его вслух, глядя в глаза Николаю практически ничего не мешало… Однако, помимо не пролезающих в двери амбиций, грандиозной самовлюблённости и национальной вспыльчивости была в характере Демиса ещё и гордость размером не меньше Балканского полуострова. О, сколько раз она наступала ему на горло в самый неподходящий момент. Сколько добрых порывов, интересных шуток, ласковых слов она задушила. Сколько раз, защищая свою честь, в сторону которой никто и не думал даже дышать, Демис влезал в ненужные склоки, терял друзей и товарищей. Не говоря уже о том, сколько раз были биты Делми, Яша, Виталик… Просто за то, что оказывались правы. Поэтому, когда у остановки затормозила большая белая маршрутка, Демис просто старательно нарисовал на лице приветливую улыбку.
Из маршрутки первым делом выбрался очень толстый невысокий парень с длинными кудрявыми волосами. Придерживая дверь, он подал руку красивой девушке с пышными формами, одетую в длинное чёрное платье. Следом из маршрутки выбрался Николай, и улыбка Демиса стала искреннее. Последним на асфальт ступил человек, которого было весьма трудно не запомнить, даже, если видел «Соучастников» лишь однажды. Подумав, Демис даже вспомнил его имя – Вячеслав. Вячеслав радовал глаз как маленьким ростом, так вполне миловидной внешностью. Об этом стоило подумать…
- Привет, рабы! – Демис подскочил к прибывшим. - Добро пожаловать на галеры! Добрый вечер, сударыня, как Вас зовут?
- Вика, - девушка мягко улыбнулась. – А это Арам и Слава.
- Спасибо, Вик, - Николай улыбнулся.
Немного умерив пыл, Демис отступил на полшага назад, поднял, наконец, взгляд.
За прошедшую неделю весь город зазеленел и расцвёл. Одуванчики буйствовали везде, где смогли пробиться. Распускались листья на тополях, набухали почки на каштанах и магнолиях. В горах постепенно просыпались эвкалипты… Состояние природы, конечно, способствовало рассеянности и влюблённой задумчивости… Вот только Демис слабо допускал такую возможность в отношении себя. Но чувства наши правят нами вне зависимости от того, верим мы в них или нет. Химия это наших тел или голос Бога, но от желания подчинять чувства себе, как правило, всё становится только хуже.
Хорошо, когда находится человек, способный оборвать повисшую паузу.
- Прости, я твой плеер утащил, - Николай смущённо улыбнулся. – Но, должен отметить, что турецкий рэп, это вынос мозга!
Мозг Демиса немедленно включился. Подхватив с земли спортивную сумку Виктории, он начал рассуждать о современных тенденциях в мировой поп-культуре, быстро шагая по тротуару. Приняв нормальное направление, мысли потекли свободно и плавно, как всегда. Трепаться ни о чём проще всего. Особенно, когда рядом благодарный слушатель, человек, от одного звука голоса которого сладко сжимается сердце… Тем более, когда есть новости, которыми необходимо поделиться:
- Кстати! У нас ведь есть три новости! Первая, я дозвонился до Делми, он обещал приехать и привести Женьку и Парахина. Вторая: родители Виталика, хозяева трёхкомнатной квартиры в доме напротив моего, напротив, решили выбраться в Брюховецкую, посмотреть, как там «дача». Это хорошие. Плохая новость заключается в том, что Делми два часа назад угодил в пробку, и подъедет только часа через три. Какие будут предложения?
- У нас тоже есть новость, - подал голос Слава, - о которой все благополучно забыли. У Виктории День Рождения!
- Да ну? – Демис остановился на мгновение. – Вот здорово! Отметим заодно! Ок, тогда закинем вещи, возьмём Виталика и в магазин?
Команда активно закивала.
Виталик начал не любить Дни рождения в тот злосчастный день 15 сентября, когда родители первый раз оставили его одного в квартире и уехали в Сочи. В тот же вечер в квартире нарисовалась почти вся команда, плюс по нескольку человек из группы и хора. Всего порядка пятнадцати человек. Возглавляемая Демисом котла весьма оперативно вычистила холодильник, затоптала ковёр, сломала телевизор… Но не это было главным.
Говорят, что у трезвого на уме, у пьяного – на языке. Практика немного расширяет это расхожее выражение. На самом деле, после определённого количества спиртного человек не только начинает говорить, что думает, а не наоборот, но и ведёт себя соответственно. По отношениям человека с алкоголем можно судить о его отношениях с жизнью в целом.
Если ты экстраверт с потаёнными желаниями, неисполнимыми в силу объективных обстоятельств, ты будешь стараться что есть мочи реализовать свой потенциал, пока обстоятельства вышли покурить. Например, Делми каждый свой День рождения порывался петь.
Если ты замкнутый, но обаятельный и честный человек, скорее всего, из тебя полезет всё, что ты думаешь об окружающих. Монологи подвыпившего Якова заканчивались только вместе с его неуёмной энергией. Наутро многие переставали с ним разговаривать и старательно пытались корректировать поведение… Пару дней.
Ну, а, если ты, всю жизнь, стараясь быть душой компании, на самом деле охраняешь целый выводок тайн о себе и своей личной жизни. Если любая эмоция, допущенная на твоё живое, красивое лицо выверена и взвешена внутренним компьютером. Если внутри горит огонь, языки которого изредка, но больно жалят самых близких, скорее всего забившись в угол в обнимку с бутылкой, ты будешь сердиться на весь мир, периодически огрызаясь на проходящих мимо. К сожалению, именно этим закачивалось любое торжество для Демиса.
Утро субботы началось далеко после полудня. Виталик смутно помнил, как несколько часов назад Николай тряхнул его за плечо и спросил, поедет ли он на море. Виталик отмахнулся, натянул плед на голову и снова уснул. Сейчас ему было нехорошо, но не настолько, чтобы продолжать валяться в постели в душной комнате. Одному. Уж лучше допить остатки апельсинового сока (спасибо Вике, что уговорила взять целую упаковку), прочитать записку и начать готовить оладьи.
- О, моя любимая жена готовит завтрак…
Виталик оглянулся. Демис стоял в дверях кухни, привалившись к стене. Мстительной стороне души Пашенко было любо-дорого посмотреть на капитана. Опухшие, красные глаза, бледная до зелены кожа, сдавленное дыхание. Но в глубине души Виталик всё ещё любил этого человека… И вид его вызывал у него панику и боль.
- Садись… Или пойдёшь умываться?
- А где все? – Демис сполз на табуретку, поёжился.
- Женька и Димка поехали продолжать с Лёшей, а Делми собрал всех остальных и повёз показывать море…
- А меня чего не разбудили?
- Тебя разбудишь!
Демис вздохнул, побрёл в ванную.
Последнее, что сохранилось в его голове из вчерашнего вечера – перепался между Делми и Николаем за гитару. Виталик, кажется, отобрал инструмент у обоих, провёл по струнам… Далее наступал провал в память, в который вполне могли уместиться и оскорбления в адрес команды, и драка, и грязные приставания к первому попавшемуся объекту. Заканчивался провал сегодняшним ранним утром, когда естественные потребности организма преодолели нежелание вставать в ближайшие несколько суток. На обратном пути, цепляясь за стены и проклиная ликёроводочную индустрию всего мира, Демис случайно налетел на дверь в комнату Виталика. Дверь распахнулась, и Демису предстала весьма странная и неожиданная картина…
Пашенко спал на краю своей кровати, укутавшись в плед по самые уши. С противоположной стороны, у стены, под одеялом, вытянувшись во весь рост, крепко спал Коля.
На обнажённом плече парня спала Вика.
Зрелище настолько потрясло Демиса, что он не сразу поверил своим глазам. Но в этот момент девушка перевернулась во сне, попутно выпутываясь из-под одеяла. Платья на ней не было. Закрыв дверь, Демис отступил к противоположной стене, плохо соображая, как такое могло произойти…
Обычно такое состояние называют «как пыльным мешком из-за угла». Стоишь и не можешь понять, что произошло, не приснилось ли тебе это и, если приснилось, то почему до сих пор не можешь проснуться… Это страх, сковывающий сознание. Страх, что этот сон никогда не кончится. Что, впившись в мозг, он будет преследовать, мешая работать и жить… Это боль. Страшная, терзающая боль, чуть притуплённая алкоголем, а от того ещё более мучительная. Забившись в кресло в гостиной, Демис довольно долго не мог снова уснуть… А, проснувшись - понять, стоит ли вставать сейчас и вообще жить дальше…
- Может, позвонишь Делми, спросишь, где они? – Виталик поставил перед немного пришедшим в себя капитаном чашку свежесваренного кофе.
В тот момент, когда в ночи кто-то с размаху влетел в его комнату, Виталик естественно проснулся. Приоткрыв глаза, он заметил поверх пледа мелькнувшую в коридоре тень, подозрительно напоминающую Демиса. Не предав его краткосрочному явлению никакого значения, Пашенко отодвинулся немного от края кровати и уснул, прижавшись спиной к груди Виктории. Сейчас, анализируя подавленный взгляд капитана, Виталик судорожно соображал, стоит ли рассказывать ему об истинном положении дел или нет. Рассказать, значило навсегда забыть даже о призрачной надежде быть рядом с любимым человеком. Не рассказать – предательством его же в чистом виде. В конце концов, Виталик решил подумать после того, как восстановит квартиру после набега этих варваров. Правда, надо отдать должное гостям из Армавира, они не только не буянили сами, но и не раз осаживали хозяев.
- Оу! – Делми первым заметил спускающегося к морю Демиса. - Атаман проспался!
- Ты единственный тут называешь меня так искренне? – Демис вручил парню пакет с фруктами.
- За остальных не скажу, но я – точно. А где Виталий?
- Остался восстанавливать руины. Что море?
- По-прежнему на месте. Какого хрена Лёха нас послал?
- Не хочу вспоминать. У вас тут наливают или как?
- Да, конечно! Слава, налей атаману?
Забрав свою порцию шашлыка и большой пластиковый стакан вина, Демис незаметно отошёл в сторону, присел на одиноко валяющийся лежак. Кажется, идея отпраздновать День рождения Вики вместе, не просто способствовал знакомству, но и сплотила команду. По крайней мере, ту её часть, что присутствовала сейчас здесь.
С моря дул ласковый для раскалывающейся головы ветер. Довольно высокие волны переворачивали камни, и этот шум как ничто другое успокаивал нервы. Солнце скрылось за небольшими облачками. Температура воздуха колебалась между нормальной и прохладной.
Человек долго не рисковал приблизиться к морю, но, ступив в ласковые волны, почти сразу захотел покорить его. К тому времени, когда на воды Эгейского моря были спущены первые галеры, жители Египта уже могли добраться до Северной Америки. Папирусные, сосновые, дубовые… Плоскодонные, килевые… Парусные, вёсельные, даже моторные, на человеческой тяге, суда бороздили моря и даже океаны. С их помощью вели войны, обеспечивали пропитание. Чуть позже, а, может, и намного раньше, с их помощью человек отправился исследовать новые земли и знакомиться с новыми людьми…
- Ты где?
Демис открыл глаза и увидел сидящего на камнях Николая. Рукава серого свитера были явно коротковаты, равно как и джинсы. Одно из двух: либо у этого человека было недостаточно средств, либо в его родном городе было недостаточно магазинов…
- Между Лесбосом и Хиосом…
- Бывал нам?
- В одной из прошлых жизней… Ты подумал про то, о чём мы говорили по телефону?
Говорить было довольно больно. Казалось не то наивным не то лицемерным сидеть здесь, расспрашивать о грёзах и медитациях, после того, что было ночью. Нежнейший пух мимозы подёрнулся чернотой уже к утру пятницы. Не говоря о подснежниках, увядших на тот момент почти все. Конечно, цветам было не место в жаркой комнате, на подоконнике. Тем более после того, как их протаскали по солнцу через полгорода… Но Демис видел в этом странную иронию судьбы. В том, кем была послана эта корзинка, он не сомневался… И от того, вспоминая то, что видел ночью, чувствовал новые и новые волны боли.
- Да, подумал, - Коля глотнул вина из стаканчика, щурясь, посмотрел на море. – Я думал об интегрировании стиля «Соучастников» в стиль «БАКа». Вертикальные полоски, но с учётом белого цвета…
- Есть более конкретные мысли?
- Нет… Демис, если ты дуешься из-за моей несобранности, то должен заверить…
- Я не дуюсь! - Демис дёрнулся, резко садясь, от чего в голове снова словно взорвалась мина, и от того вдруг прорвался поток искренности и красноречия: – Я просто хочу честности в своей… в смысле, в нашей команде! Я устал от интриг Виталика, от сплетен Лёхи… Устал от того, что меня, боясь моего справедливого гнева, не ставят в известность по многим вопросам и врут мне…
Повисло молчание. Ветер, постепенно унимая боль, по-прежнему ласково перебирал волосы. Волны переворачивали камни. Камни, ударяясь друг об друга, перекатывались, шуршали, медленно, миллиметр за миллиметром обтёсывая свои бока, превращаясь сначала в гладыши, и, постепенно, в песок.
Глядя в даль моря, Демис почувствовал, как накопившаяся в его сердце обида медленно закипев, выплёскивается через край. Хотелось, наверно, придушить кого-нибудь. Или хотя бы что-нибудь порвать… Или заплакать. Но последняя директива была запрещена…
- Не надо мне врать, - закончил он. - Ни для кого это пока добром не кончилось.
- Но…
Но Демис уже не слушал. Встав с лежака, он вернулся к команде, включился в общение. На душе его повис камень. Но необходимости быть душой компании это не отменяло…
Делми уехал вылавливать Батона и Парахина из ласковых, но цепких объятий Алексея. До этого Вика всех тщательно прослушала и пообещала к Юрмале превратить команду в настоящий казачий хор. Ночью прошёл дождь. В корзине завял последний подснежник.
Думать о том, что завтра снова придётся тащиться на работу, а после – выслушивать от родителей Виталика всё, что они думают по поводу разгрома квартиры, того, что их сын снова живёт не дома, а заодно, где они видели весь их КВН, команду и, конечно же, отношения, не хотелось. Не хотелось ночевать в огромной квартире, на постели, пропахшей сладкими женскими духами и едва различимым мужским потом. Но, прежде всего, задолго до этого, не хотелось отпускать большую белую маршрутку с гордой надписью на лобовом стекле «Геленджик-Новороссийск-Армавир». Не смотря ни на что, не хотелось разнимать рукопожатия, сводить глаз с бледной кожи гладкого лица, с коротких серебристых волос. Он не отводил взгляда. Слишком наглый или слишком глупый? Слишком наивный. И добрый. С большим сердцем, несомненно, любящим. Но только кого?..
В понедельник на стойке регистратуры у восторженных секретарш стояла композиция. Три алые розы в ветках цветущего миндаля и горной сосны.
«Верю. Надеюсь. Люблю».
Что, в сущности, такое неделя?
Понедельник, когда включаешься в жизнь лишь за двадцать минут до конца. Когда идёшь, держа зонтик больше над крашеным блондином, с которым свела судьба больше десяти лет назад, чем над собой. Когда, поужинав с его родителями и забрав гостинцы из дома, возвращаешься к себе. Упав на кровать, долго косо улыбаешься, думая о волшебных выходных позади. И мрачнея до слёз, вспоминая предательство посреди них.
Вторник, когда, проснувшись до будильника от ласкового прикосновения к волосам, невольно, ещё не вернувшись из мира грёз, произносишь его имя. Почувствовав острые ногти в плече, понимаешь, как ошибся. Не думаешь извиняться. Записываешь мысли на краешке рекламного проспекта. Идя домой, покупаешь в качестве извинения мороженное. Конечно, ему его нельзя… Но, если очень хочется, то можно.
Среда, когда вскочив с готовым сценарием в голове посреди ночи, включаешь ноутбук, музыку, свет. Начинаешь записывать отдельные фразу, делая на автомате ссылки об общем сюжете. Когда концепция готова уже настолько, что можно сразу бежать на сцену. Когда остаётся написать только пару песен… Когда в обед выгребаешь из ящика крашеного блондина сигареты. И даришь ему вечером веточку пурпурного гиацинта, прося прощение за то, что творится последние дни. И, наслаждаясь, слушаешь проклятия в адрес пахучего цветка, вызвавшего приступ мигрени.
Четверг, когда посреди рабочего дня неожиданно звонит мобильный телефон. Когда приходится рукой прижать грудь, в попытке успокоить сердце, прежде чем ответить. Когда, выслушав идею серебряного цвета в костюмах, начинаешь смеяться, не представив себя в белом, а просто от счастья слушать этот голос. Когда, идя домой, покупаешь чёрную рубашку. С серебряными узором.
Когда наступает пятница, уже не можешь сосредоточиться, хоть и не знаешь точно, увидишь ли вечером его усталую с дороги физиономию. Его голос вчера ночью был грустным. Он звонил, лёжа в постели, тайком от родителей. Просто решил позвонить. Сказал, что очень устал. Что соскучился. И назвал атаманом…
Он действительно выглядел очень усталым. Бледным, замотанным… При виде зеленушного оттенка на бледной коже, Демис испытал желание свернуть шею всем, кто мучил Николая всю неделю.
Новый приступ жгучей боли в груди при воспоминаниях недельной давности. И сладкая волна от прикосновения длинных тонких пальцев к ладони. Сегодня больше не будет никого. Иван взял на эту неделю отпуск и свалил в Брюховецкую. У Якова учёба. У Пашенко – культпоход с родителями на балет. Команда будет завтра. Завтра будут обсуждения сценария, шуток, споры о том, стоит ли идти в сезон или сразу подаваться на Юрмалу… Всё будет потом. Сейчас – чай, ужин. Сейчас обменяться, наконец, плеерами. Обсудить новости. Поболтать о работе, спорте, учёбе… Выплеснуть, наконец, друг на друга всё, о чём обычно говорят люди, знакомясь и начиная дружить.
Дом окутывали лёгкие серые сумерки. Закончился чай. Шевелиться не хотелось. Силы оставались только на то, чтобы коротко переговариваться, лёжа на кровати, не раздеваясь.
- Ты бросил курить?
- Да… И так редко, а потом подумал, чего это я голос порчу, и бросил… А ты?
- Мама не работает с моего седьмого класса. Если бы я хотя бы взял сигарету в руки, одно моё ухо отправилось бы на поезде в Москву, а другое – в Дели.
Тихо рассмеявшись, Демис повернул голову, посмотрел на длинные ноги Николая, закинутые на изголовье кровати. Хотелось бы забраться под одеяло, прижаться к его плечу. Может быть, даже подумать о том, что всё бывает в первый раз, поддаться, почувствовать то, что обычно чувствовали в этой постели другие… Ведь он никогда не отличался верностью. Но почему-то всегда требовал её от других.
- Как там, кстати, Вика?
Имя кольнуло горло и немного – сердце.
- Работает. Разработала схему, по которой сможет заниматься даже с теми, у кого нет скайпа. Честно говоря, за всю неделю я говорил с ней один раз по мобильному.
- Разве вы не…
- Нет…
Демис сел, чувствуя сильное головокружение и сердцебиение. От наплыва чувств у него подскочило давление.
- Но вы же…
Он снова уронил голову на подушку, закрыл глаза, сжал пальцами переносицу. Воспоминания и воображение широким потоком обрушились на него. Он видел словно наяву, как занимаются любовью крепкий, очень высокий мужчина с белой, почти прозрачной кожей и красивая женщина с пышными формами и длинными волосами цвета молочного шоколада.
- Нет. Ты видел нас вместе тогда?
- Да…
Кровать скрипнула, прогибаясь под весом меняющего положения человека. Щеки коснулись прохладные пальцы. Не лаская - привлекая внимая.
- Хочешь, расскажу, что на самом деле произошло?
Слушать оправданий на самом деле не хотелось. Нет оправданий тому, что спишь в обнимку с обнажённой женщиной кроме секса. Упрямая, гордая натура Демиса ещё в детском саду решила, что всегда и во всём он будет верить только себе. Своим глазам. Своим мыслям…
- Когда все уснули, Вика попросила у Виталика что-нибудь переодеться, поскольку Делми уснул на её сумке. Виталик дал ей халат своей мамы. Мы втроём перебрались на кухню, выпили ещё немного. Потом Вике стало плохо. Мы отвели её в комнату. Вике было холодно, мы вспомнили мудрость из одного старого фильма о том, что один индеец замёрз под одеялом, в то время как два под таким же одеялом выжили… Я, действительно, был очень пьяным. Я уснул, едва снял футболку. Под утро в комнате стало жарко, Вика сняла халат… Вот и всё…
На потолке была трещинка в виде звезды. Первым её заметил Виталик, валяясь как-то на кровати несколько лет назад. Потом появилась привычка смотреть на неё, засыпая. Почему-то она успокаивала, напоминала, наверно, старое детское стихотворение не то Заходера, не то Барто… А ещё казалось, что, если очень долго смотреть в хитросплетение чёрных чёрточек на серовато-белом фоне, сквозь них начинает становиться видно небо, полное звёзд… Небо чуть качнулось, волоски трещинок на штукатурке расплылись будто в окуляре плохо настроенного бинокля…
Когда слёзы наполняют глаза человека, он невольно опускает веки. Не потому, что солёная жидкость ест нежную склеру. А от того, что, полагаясь в основном на зрение, человек не может долго терпеть мути перед глазами. Потому что, поддавшись эмоциям, человек может не заметить врага или другую опасность.
Практически невозможно было признаться себе в том, что все принципы, гордость, самомнение только что оказались провёрнуты через мясорубку. В том, что сердце давно уже (две недели, это срок!) истерзано недомолвками, сомнениями… острой зависимостью от присутствия рядом полной свой противоположности. В том, что, если это продлится ещё хоть пару дней, узел лжи и предетельств затянется так сильно, что станет невозможно смотреть в глаза кому бы то ни было, не только из команды.
- Человеку свойственно видеть свои недостатки в других, - Демис открыл глаза, только сейчас чувствуя влажные дорожки на висках. – Прости…
Вместо ответа запястья коснулись длинные холодные пальцы. Чуть влажные не то от волнения, не то от дистонии.
Когда мама уснула. Когда отец надел наушники и уткнулся буквально носом в компьютер. Когда кошка свернулась клубочком на кресле. Виталий Пашенко осторожно толкнул незапертую дверь.
На улице накрапывал дождь. Длинные белые волосы скручивались от влажности и становились похожими на мочалку. Белая выходная рубашка, в преддверии грозы, пропахла потом и бензином.
Переходя улицу, он думал о том, зачем опять сбегает из дома. Зачем нервирует родителей, сердит Демиса. Он думал о проигрышах и выигрышах. О зависимости от них настроения команды и капитана. Капитан любил весь мир, получая призы и награды. И ненавидел всех вокруг, завоёвывая вторые, третьи места. Быть лучшим. Любить лучших, быть с лучшим…
«Это твоя награда», - справедливо отметил он однажды, ставя КиВиНа в Золотом на полку в комнате Виталика. Наверно, это было первое и последнее, что он сделал в жизни справедливо…
Осторожно повернув в замке ключ, Виталик зашёл в узкий пыльный коридор, снял туфли. Безэмоционально взглянул на сумку, оставленную на калошнице. Он представлял, что увидит. Ведь Иван уехал, у Яши дома родители, а у Демиса категорически негде спать кроме его собственной кровати. Толкнув легонько дверь, он прошёл в комнату, взял со столика разбитое пресс-папье, сел в кресло.
Демис, как обычно, спал на спине, закинув руку за голову. Он уснул, наверно, не закончив разговор. От усталости и нервного перенапряжения. Словно больной, всю неделю прометавшийся в лихорадке и вдруг почувствовавших себя лучше.
Николай лежал на боку, зарывшись носом куда-то под плечо капитана, обнимая его поперёк груди. Переплетя свои пальцы с его.
Болезненно прикусив губу, Виталик запрокинул голову, сжал пресс-папье. Он помнил каждую минуту, проведённую рядом с ним. В школе, когда сердце только учится любить. Когда боль от поражения команды равносильна боли от потери близкого. Когда уставшим нервам и мускулам ещё не нужны для продления жизни ни секс, ни алкоголь, ни табак. В институте, в пустоте нового дома, в одиночестве непривычного шума моря. В репетициях, выступлениях, проигрышах и победах. За кулисами, впервые, снова. Вместе, как, казалось, навсегда...
Поднявшись, Пашенко прошёл по квартире, собирая кончиками пальцев пыль с горизонтальных поверхностей. Сколько они помнили страсти, боли… Об этот комод его приложили головой, и он не поехал на ту игру. Проигранную. А на кухонном столе чуть раньше занимались любовью, отмечая почти победу. Голова кружилась от страсти, длительного перелёта, волнения, усталости…
На холодильнике, прижатый магнитами, привезёнными из Греции – не им, другими – висел блокнот. Вырвав из него листок, Виталик сел на табуретку, чуть качнулся по привычке. Конечно, мама его убьёт. Надо искать другое жильё. А ещё – другую работу… И, кажется, новую команду…
«Привет… Прости, я повёл себя как предатель. Как трус, точнее говоря. Видя, как сильно ты полюбил его, я должен был рассказать, что произошло в пятницу ночью… Но промолчал. Я хотел вернуть наши отношения, вытащить их из кризиса… Но лишь продлил агонию.
Прости…
В понедельник я напишу заявление об увольнении. Утром позвоню Лёхе, спрошу, можно ли будет пожить у него в Краснодаре, пока не найду работу…
Прости. Я знаю, что казаки не бросают своих. Но я, наверно, не казак.
Спокойной ночи, атаман…»
Смяв записку, Демис с размаху врезал кулаком по стене.
- Скотина! Убью!
Меньше всего составляющих у гнева. Вспыхнув, вспоминаешь мигом все промахи того, кто вызвал гнев. Каждая фальшиво взятая нота, начиная с хора в девятом классе, стоит в ушах. Перед глазами толпятся протащенные на сцену плохо отрепетированными репризы. Руки сжимаются в желании ухватить наглеца за крашеные волосы и приложить как следует о стену.
- Тише!
Демис не сразу понял, что его остановило, тихий мягкий, как пух розовой акации голос, или лёгкое прикосновение к плечу.
- Дай сюда записку, - Коля мягко, но настойчиво вытащил из пальцев Демиса листок, сел за стол, чуть щурясь, прочитал. – Вот истеричка… Что думаешь делать?
Вот что Демис в данный момент не делал, так это не думал. Кофейная чашка уже полетела на пол, вслед за попавшей под горячую руку тарелкой. Теперь по полу, под босыми ногами мотались, собирая на себя пыль, белые соцветия цветной капусты и кружочки сосиски.
- Убить за такое мало! – Демис схватил турку и запустил ею в стену. Горячие брызги кофе разлетелись по всей кухне. – Кто петь будет, мне интересно!? Ты? Я? Парахин, чтобы ему до самой Юрмалы икалось! Между прочем, мы именно из-за него в тот раз проиграли! Нас зритель не понял!
Развернувшись на 180 градусов, Демис наткнулся взглядом на Колю. Потирая обожжённую брызгами руку, он сидел, чуть сжавшись, и внимательно наблюдал за метаниями визави. В свете лампочки, включённой ввиду очередного пасмурного дня, его волосы казались совсем белыми. В кристально-чистых голубых глазах читалась та же боль, то же горе и тот же праведный гнев, что верховодил сейчас над всеми чувствами Демиса. По длинной, узкой кисти руке расползалось красное пятно ожога.
- Успокойся, - Николай разгладил складки на лежавшей перед ним записке. – Силой мы всё равно никому лучше не сделаем…
Глубоко вздохнув, Демис внезапно для себя испытал острую нехватку поддержки и тепла в жизни. Говорят, что в один прекрасный момент любая лошадь, на которой пахали всю её жизни, останавливается посреди поля. И, если в этот момент хозяин не выйдет из-за плуга и не возьмёт трудягу под уздцы, она непременно ляжет и умрёт. И меч, которым без устали бьются денно и ночно, непременно сломается, если не вложить его в ножны, подвязанные к поясу и не сказать «спасибо». Усталость тела. Усталость металла. Точка напряжения, от прикосновения к которой может разлететься на куски любое, самое прочное стекло.
Парой шагов пересеча маленькую кухню, Демис нерешительно обнял Николая за плечи, и тут же почувствовал на спине сильную руку, притягивающую ближе. Колючие и при этом мягкие волосы под ладонью, казалось, выключили всю злость, оставив лишь боль и растерянность. А ещё – нежность и благодарность. Чувства странные, дикие, незнакомые… Но приятные и очень сильные.
- Хочешь, я с ним поговорю?
- О чём?
- О том, что взрослением жизнь не заканчивается…
Демис нехотя отступил, выудил из-под стола вторую табуретку, сел.
- Что ты имеешь в виду?
- Мы очень долго говорили тогда на кухне. Он рассказал, как его родители решили, что на их малой родине ребёнку со слабым здоровьем и выдающимися вокальными данными будет легче учиться. Как влюбился в тебя в первый день, когда увидел…
- Четвёртого сентября 1997 года… - Демис нервно нашарил на столе руку Коли, вцепился в неё как в спасательный круг.
- Он рассказал о том, как вы стали жить вместе…
- В мой День рождения на втором курсе, когда усилиями Парахина и Батона сгорела моя комната в общежитии…
- И чем больше он говорил, тем больше я понимал, что его любовь к тебе не исчезнет до конца никогда. Это любовь ребёнка к домашнему животному…
- Ну, спасибо…
- …Или старшему брату. К тому, кто всегда будет рядом, не смотря ни на что. Братья женятся, но сёстры, хоть и ревнуют их жён, продолжают любить своих братьев. Однажды младшие сёстры влюбляются и выходят замуж… Но продолжают любить своих братьев и быть с ними лучшими друзьями.
Демис оторвал взгляд от заметно пульсирующей голубой жилки на запястье Николая, поднял голову. Хотелось курить. Но он же бросил. Странно и незнакомо хотелось спрятаться куда-нибудь, где не будет больше никогда кроме их двоих. Где не будет дождя, зарядившего на всю неделю. Не будет липкого от кетчупа и сосисок и скользкого от капусты пола. Не будет удушливого запаха кофе… Не будет ничего кроме больших прохладных ладоней, колких белых волос и мерного тихого биения сердца…
- Я не смогу ему этого донести, - голос звучал затравленно.
- Я смогу, - Николай поднялся, коротко поцеловал Демиса в губы и вышел в коридор.
Сердце никогда не разбивается сразу и до конца. Обычно ощущение такое, будто его медленно и планомерно пилят большой двуручной пилой. И каждое движение отзывается страшной болью во всём теле. Слёзы стекают каплями крови по сердцу и по лицу. Когда за окном идёт дождь, плакать легче. Кажется, будто природа поддерживает тебя в твоих мучениях и чувствует твою боль.
Собрав с лица слёзы, Виталик посмотрел в окно, уткнувшись лбом в холодное стекло. За прошедшую ночь он устал плакать. Устал, содрогаясь всем телом, чувствовать, как внутри умирает частичка души. Грудь и живот болели от рыданий. Голова и глаза – от нервного напряжения. Он сгрыз ногти и губы, перебрал все проклятия…
- Виталик! – в комнату сунулась мама. – С тобой хочет поговорить некто Архипенко Николай.
- Пусть убирается! – Виталик отвернулся к окну настолько, насколько позволял узкий подоконник.
- И, всё-таки, я зайду… Поставите зонтик? Спасибо… Виталь?
В отражении на запотевшем стекле проявились очертания очень высокого молодого человека. Вздохнув как можно глубже, Виталик оглянулся. Ненависти непосредственно к Николаю он не испытывал. Он понимал, что так уж сложилось, и этого не изменить. И в их команде два капитана, и они будут вместе. Потому что одна голова, особенно Демиса, хорошо, но две, тем более, с Колиной, лучше. Потому что команде нужен новый толчок навстречу к заветной мечте. Да просто потому, что того, кто дарит возлюбленному розы и цветы миндаля, нельзя ненавидеть…
- Чего тебе?
Говорить было очень больно. Но, по крайней мере, можно было дышать.
- Не уходи из команды, - Коля присел на край кровати.
- Назови хоть одну причину, чтобы я этого не делал…
- А кто петь вместо тебя будет?
- Пусть Демис поёт.
Виталик сполз с подоконника, взял на столе несколько салфеток, высморкался, посмотрел на себя в зеркало. Опухшие от бессонной ночи глаза, покрытая красными пятнами кожа… В таком виде он не хотел бы показываться никому на свете. Тем более, своему сопернику.
- Ты представляешь себе Демиса, поющего «Натурал Константин»?
Несмотря на боль, и моральную, и физическую, Виталик невольно улыбнулся.
- Послушай, - продолжал Коля, - я даже представить себе не мог, как виноват перед тобой. Но, даже, если бы я знал о ваших отношениях, я бы не смог сдерживать чувства. Просто такая привычка, если есть шанс, почему им не воспользоваться. Если шанса нет, его нужно придумать. Как говорится, выиграем – выиграем, не выиграем… всё равно выиграем. Я хочу, чтобы ты понял две вещи: ни я, ни Демис тебе не враги. И второе, ты найдёшь ещё человека, который будет сдувать с тебя пылинки, которого ты полюбишь по-настоящему…
На протяжении всего монолога, Виталик стоял посреди комнаты, обхватив себя руками, и безотрывно смотрел в зеркало. Он не видел своего отражения. Его взор был погружён глубоко внутрь. В память о первой встрече, первом поцелуе… Первой ссоре. Он чётко понимал на протяжении всей жизни, что человек, находившийся рядом с ним, казалось, всегда, испытывает к нему чувства, отличные от понятия любви в общечеловеческом смысле. Он видел в Виталике игрушку, домашнего питомца… Предмет роскоши, красивый аксессуар. Друга, помощника. Заместителя. Поющий минимум… Но далеко не любимого человека, которым полагается дорожить. Это было видно в каждом его движении, в каждом поступке. Не в излишней и ненужно грубости даже, а в том, как не раз находились на подушки чужие, мужские и женские, волосы. В том, что, защищая на людях, он мог изводить после, дома. До недавнего времени – только длинным языком. Было видно, как сильно и безнадёжно он влюбился, уже, когда получил письмо с предложением об объединении команд.
Прикусив губу, Виталик коротко вздохнул. И вдруг почувствовал, что от всей боли, переполнявшей его всю эту ночь, осталось только тянущее ощущение в перетружденной диафрагме и песок в глазах.
- Он будет издеваться надо мной на сцене и в жизни…
- Не будет, - Николай коротко улыбнулся. - Не обещаю, что буду всегда тебя защищать, но, если разумные пределы справедливости будут преодолены, конечно, вмешаюсь.
Ещё раз взглянув на себя в зеркало, Виталик подошёл к двери. Всё ещё было немного грустно, но то была грусть, схожая с прохладой после дождя, когда из-за туч уже выбирается солнце, а в лесу начинают тихонько щебетать перепуганные птахи.
- Так и быть, - Виталик резко развернулся, слабо, но искренне улыбаясь, - я остаюсь!
URL записи
@темы: РПС: КВН
-
-
02.05.2012 в 19:12