Я люблю города, где солнце садится в море. Питер, Рим, Лиссабон... Юрмолу, куда я обязательно вытащу Эдмунда до конца нашего отпуска.
В Риге солнце садится в город. Город глотает солнце, пропуская сквозь зубы ощетиненных готических зданий последние лучи уходящего дня. Город сбегает от света, наполняясь длинными тенями, столь любимыми историей, байками и легандами подворотен. Солнце сбегает от города, оставляя на память, будто ожоги на его страшной морду, пятна света загорающихся ночных фонарей.
Весь день лил дождь, сбивая с редких деревьев красные, желтые, зелёные листья. Лил, будто оплакивал годовщину гибели юного русского эльфа, что пришлась на эти дни. В каплях дождя отражались блики неясного осеннего света. Последние капельки тепла скользили в радуге приломлённых лучей солнца, выглядывавшего из-за туч, домашних ламп и тускло мерцающих уличных фонарей.
Мы не зажигали свет весь этот день. Сидели на подоконнике несколько часов подряд, смотрели на капли дождя, хлеставшего в окно. Почти не говорили, хотя, я знаю, видели одно и то же в каждой капле, садящейся на стекло. И каждый - что-то своё.
Я выхожу из дома, повесив на руку зонт-трость. Чересчур яркий для этого мёртвого города, где нет моря. Чересчур сухой для глубоких мокрых луж. Чересчур счастливый для воспетых в стихах высотках прошлых веков.
Я иду по мокрому асфальту, отражающему сейчас, будто разбитое зеркало, весь мир. Отдельными пятнами отражённого, исковерканного, чужого мира. Провожающего меня глазами гаргулий, птиц, тянущего ко мне лапы своих улиц и проулков... Я не люблю этот город. Но только здесь мы можем быть вместе...
По тратуару шоссе за мной ползут, змеясь, щетинясь, огрызаясь, тени города и яркие огни. И мне кажется, будто от отражения моей алой гривы в застывшей в полуночном безветрии серой луже разбирается во все стороны бесконечная радуга образов, цветов, стихий... Оранжевой искрой проносится по асфальту витрина универмага. Жёлтым окрашивет встречные дома и дороги фара-глаз машины с транзитными номерами. Кто мчится в ней по этой улице в этот час? Домой ли? По делам? Мужчина? Женщина? Не знаю...
Зелёный всполох, электрическая змея всползает по крыльцу одинокого ночного кафе, переливаясь неоновыми огнями, растворяя свой нечёткий свет в буйстве красок темноты ночного города. Отливает, так прекрасно, что я останавливаюсь посмотреть, ультрамарином гирлянда, оставшаяся здесь, кажется, аж с Рождества. Мерещится, сплетаясь с этим отсветом, поглощая его и поглощаясь им, синее пятно от бока автомата с колой.
Подняв глаза, ищу фиолетовый цвет. И быстро его нахожу. Среди сорванных ветром и дождём листьев, в глубокой луже отражается моя балоневая куртка. Фиолетовая с блеском. Со стразовой надписью "Иштар".
Касаюсь латунной ручки двери зоомагазина. В ответ на брякнувший над нею колокольчик сонная продавщица встречает меня счастливой и ненавидящей одновременно улыбкой.
- Полкило корма для мелких пород собак, - произношу на автомате. Взгляд скользит по полкам. Ошейники, одежда для собак, для кошек, корма, поводки, лекарство - всё вместе, не разберёшь. - Пачку собачьего печенья... - строгий ошейник, кожа и шипа. Тяжёлая пряжка с двоюным языском. - Корм для средних попугаев, - серебрятся ободки крупных дырочек, мерцают в пробивающемся в окно искусственном свете ночного города декоративные шипы. - И когтерезку...
Продавщица тоже действует на автомате. Она видит, куда я смотрю. Она знает, о чём я думаю. Но...
Мы слишком взрослые для игр. Я выгляжу для смертных на 30, Эдмунду - за 40. Мы серьёзные люди, совладельца продюссерского центра, известного не только в бывшем Союзе. Мы взрослые, состоятельные... Серьёзные люди. Нам не до игр. Нам, зачастую, даже не до секса. Прижавшись, обнявшись, зажмурив глаза. Испуганно забившись под одеяло, вслушиваясь в стук сердца любимого. Засыпая, привыкая, забывая... Проснувшись, улыбаясь, ласково здороваясь. Умываясь по очереди, завтракая вместе... Не видясь по полгода. Мы живём обычной взрослой жизнью. Так мало проводя времени друг с другом...
Мы слишком взрослые для игр.
- И этот ошейник, - добавляю я, указывая похожим в этом неровном свете на паучью лапку пальцем на избранный предмет.
Мы слишком взрослые для игр. Но пусть будет. Мало ли что.
Я повторяю это для себя и в супермаркете, слепящем люминисцентными лампами "дневного" света, и всю доогу до дома. Твержу, заучивая оправдание, поднимаясь на крыльцо, вызывая лифт. Оправдываюсь перед зеркалом, ни разу ещё не совравшем о том, как ужасно я выгляжу последнее время. С тех пор, как сел за эти мемуары. Почти вслух произношу такую заманчивую ложь, нажимая на звонок.
Окинув долгим взглядом, слишком рано начавший седеть и лысеть мужчина с тонкой сеточкой мимических морщин, заберает у меня сумки. Босыми ногами шлёпает на кухню.
- Поехали завтра на море? - негромко спрашивает он оттуда.
И, кажется, в этот миг я чувствую счастье...